"Анатолий Безуглов, Юрий Кларов. За строкой приговора... " - читать интересную книгу автора

глазами нельзя было обидеть. Его глаза призывали к любви, справедливости и
взаимопониманию. Вы, конечно, ожидаете, что сейчас я скажу, будто в них
временами появлялся холодный или стальной блеск. Увы, чего не было, того не
было. Ничего хищнического и отталкивающего. Держался он молодцом. Когда мы
нашли у него в огороде деньги, облигации трехпроцентного займа и различные
драгоценности на общую сумму в сто пятьдесят семь тысяч рублей, он даже
бровью не повел. Помог нам все пересчитать, раздобыл бечевку, чтобы
перевязать пачки, и вообще всем своим поведением показывал, что мы в нем не
ошиблись и этот досадный эпизод совершенно не должен сказаться на наших
отношениях.
Видимо, у него все-таки был философский склад ума и арест им
воспринимался как неизбежный коммерческий риск, который присутствует во
всех финансовых операциях: сегодня ты бога держишь за бороду, а завтра бог
тебя держит. И тут уже ничего не поделаешь. Фортуна!
У меня с ним установились почти приятельские отношения, которые
особенно укрепились после удачного обыска. Прочитав же заключение
судебно-бухгалтерской экспертизы, он проникся ко мне отцовским чувством, и
уже до самого конца следствия мы с ним работали рука об руку. Нет, кроме
шуток, он мне действительно помог. У него была великолепная память и
удивительная способность мгновенно ориентироваться в сложнейших
бухгалтерских документах. А в отсутствии добросовестности я его упрекнуть
не мог. "Пшеничный король" трезво оценил ситуацию, взвесил на весах все
материалы обвинения и сделал соответствующие выводы. Он знал, что
единственный шанс сохранить жизнь - это быть честным до конца. Честность
стала для него товаром, а правосудие - контрагентом. Он пытался обменять
честность на жизнь. И, доброжелательно улыбаясь своим сообщникам, он
напоминал им различные эпизоды шести- и восьмилетней давности, которые они
бы предпочли забыть. Он топил соучастников спокойно, методично, оперируя
цифрами и ссылаясь на документы. Делал он это беззлобно, с детской наивной
уверенностью, что самое ценное в мире - его жизнь и для ее спасения
служащие "фирмы" могут кое-чем и пожертвовать. Он даже обижался, если
кто-либо пытался увильнуть, скрыть ту или иную махинацию. Его лицо
розовело, и он сдержанно говорил: "Ну зачем же так? Нехорошо. Я был о вас
лучшего мнения". Он жаждал верить в людей, в их порядочность, в их любовь к
нему, к главе "фирмы"...
Следствие продолжалось свыше полугода. Мне помогали два следователя.
Но ни один из них не мог сравниться с Рулевым, ревностно отстаивающим
интересы истины. Мы с ним встречались почти ежедневно и говорили о многом,
не имеющем прямого отношения к делу. Он охотно рассказывал о себе, о своей
жизни. И я невольно поражался, как все его мысли и чувства, словно стрелки
часов, вращались вокруг одного стерженька - денег. И все же, что он из
породы миллионеров, я понял только после беседы с его старшей дочерью...
Я ее вызвал из Одессы, где она жила последние годы. Жалкая была
женщина. Знаете, существуют неудачники, которым всегда и во всем не везет.
Она была из таких. Одно несчастье за другим. И бытовые неурядицы, и разлад
в семье, и неприятности на работе, и смерть любимой дочери. Все это
надломило ее, но не лишило способности переживать за других, особенно за
отца. О его аресте она слышала, но не знала, за что он привлекается. И на
допросе она, естественно, пыталась растопить ледяное сердце
формалиста-следователя, который из-за какой-то чепухи совсем затаскал