"Анатолий Безуглов. Вас будут называть "Дикс" (Приключенческая повесть)" - читать интересную книгу автора

осторожностью отношусь к свидетельским показаниям. Гладко и точно дают
показания обычно только лжесвидетели. Человек же, бывший действительно на
месте происшествия или преступления, часто сбивается, не может точно
установить время происходившего, путает цвета и другие приметы. Есть,
конечно, внимательные люди с прекрасной зрительной памятью, но таких, к
сожалению, не много, большинство же не обладает этим ценным для свидетеля
качеством. Ну, а уж если свидетель запуган или взволнован, то нужных
показаний от него не жди. Из искреннего желания помочь следствию он может
нагородить такое, что до второго пришествия не разберешься. Я записал адрес
и фамилию женщины и отпустил ее, решив допросить в более спокойной
обстановке. Отведя в сторону усердного лейтенанта, я второй раз за день
прочел ему нотацию, на этот раз вполне серьезно. Валерий слушал с
недовольным лицом, изображая непонятого гения, этакого молодого Мегрэ, к
которому придирается старый бездарный инспектор.
- У вас была какая-то версия? Вы кого-нибудь заподозрили?
Лазарев покачал головой.
- Версия рождается из целого ряда улик: прямых и косвенных. Кого я мог
заподозрить? У меня не возникало сомнений в том, что Карпова сбил какой-то
лихач. Надо было срочно разыскать машину, на которой было совершено
преступление, а затем выяснить, кто находился за рулем.
Найти машину, совершившую наезд, оказалось несложно. В гараже городской
автобазы я сразу обратил внимание на "ГАЗ-51" зеленого цвета, к кабине
которого был прикреплен выцветший треугольный флажок. При детальном осмотре
машины на правом переднем колесе были обнаружены следы крови Для экспертизы,
я тщательно осмотрел борта кузова. На правой стороне, на высоте 107
сантиметров, явно выделялась царапина от удара о дерево, рисунок протектора
покрышки совпадал с отпечатком, обнаруженным мной на месте происшествия.
Сомнений не было: это та самая машина, сбившая Карпова. В диспетчерской
автобазы, проверив путевки, я выяснил, что сегодня на этой машине в
леспромхоз выезжал шофер Горбушин. Отдав распоряжение притихшему после
выговора Скирде доставить на допрос Горбушина, я поехал в райотдел: надо
было успеть написать постановление о назначении экспертиз по поводу желтых
волосков, стекол, обнаруженных на месте происшествия, группы крови,
соскобленной с колеса машины, и, наконец, следа протектора. К тому времени,
как я закончил писать последнее постановление, у меня изрядно разболелась
рука. Чего-чего, а писанины в нашем деле хватает.
Горбушин мало чем напоминал шофера грузовой машины: его скорей можно
было принять за студента, молодого инженера, за кого угодно, но только не за
шофера. Красивое, тонкое лицо с девичьим румянцем, белая нейлоновая рубашка,
аккуратно повязанный галстук. Те шоферы, с которыми мне доводилось
встречаться, как правило, несли на себе отпечаток своей нелегкой профессии:
обветренные лица, загрубелые руки, а уж если белая рубашка, то только по
праздникам. Народ веселый, напористый, грубоватый.
- Давно работаете шофером? - спросил я.
- Второй год. Как вернулся из армии. - Голос у Горбушина был тихий и
приятный.
"Вот черт, - мелькнуло у меня в голове, - ведь этот вежливый,
аккуратный паренек сегодня задавил человека! А держится спокойно, будто
ничего не произошло. Что это? Самообладание, уверенность, что он уйдет от
расплаты, или просто равнодушие? Обыкновенное равнодушие, которое притаилось