"Анатолий Безуглов. Вас будут называть "Дикс" (Приключенческая повесть)" - читать интересную книгу автора

лицо.
Но Скирда, не обращая внимания на мой тон, вынул из кармана бумажку и,
обретя наконец равновесие, торжественно протянул ее мне:
- Вот, читайте.
Я развернул бумажку - это был акт экспертизы, в котором говорилось, что
соскоб, взятый с колеса машины, является кровью третьей группы.
- Ну и что?
- Как - что? - изумился Скирда. - На колесе кровь третьей группы, так?
- Так, - согласился я.
- А у Карпова, если вы помните, - тон лейтенанта стал язвительным, -
тоже третья группа. Так?
- Так.
- Из этого следует, что именно Горбушин укокошил товарища Карпова.
- Ничего из этого не следует. Скирда растерянно захлопал ресницами.
- Вот что, уважаемый Валерий Игнатьевич, я буду у себя часа через два,
а ты за это время доставь в райотдел свидетельницу Макарову. Но учти: если
ты опять запугаешь ее, как тогда на шоссе, пеняй на себя. И не забудь надеть
шинель: насколько я понимаю, лето уже кончилось.
- И все-таки, Сергей Васильевич... - Скирда обиженно надул губы.
- Делай, что тебе сказали.
- Дайте мне высказать свое мнение.
- Для того чтобы высказывать мнение, его надо как минимум иметь.
Прикажешь отдать письменное распоряжение, чтобы ты доставил свидетеля?
- Ну зачем же... - В голосе Скирды зазвучали обиженные нотки. - Я
схожу...
- Вот за это спасибо от лица службы. И не забудь, о чел! я тебя просил.
Обращайся с Макаровой, как с родной, любимой тетей, которую ты не видел лет
десять. Ясно?
- Ясно, - нехотя проворчал Скирда.
Дом Першина находился на улице, круто спускавшейся от Соборной площади
к реке. Раньше эту уличку называли просто Взвозом, а с некоторых пор ей было
присвоено звучное имя - Профсоюзная. Дома здесь стояли деревянные, крепкие,
построенные еще дедами. Они чем-то неуловимо напоминали своих жильцов -
людей солидных и немногословных. Когда-то все население Взвоза состояло из
подрядчиков - народа хваткого и двужильного. За годы Советской власти многое
здесь ушло в прошлое, а дома остались прежними, поставленными, казалось, на
века рачительными хозяевами.
Дом Першина стоял на отшибе, в самом конце улицы, дальше тянулись
пожелтевшие, запорошенные снегом огороды, круто опускающиеся к реке.
Железная, изрядно проржавевшая табличка, прибитая к фасаду, говорила о том,
что дом застрахован в 1896 году страховым обществом "Россия". Ничего, кроме
телевизионной антенны, не говорило здесь о сегодняшнем дне. Дома у Николая
Николаевича я никогда не бывал, несколько раз подвозил его на служебной
машине, но дальше калитки не ходил. Я знал, что Першин закоренелый холостяк,
живет один и поэтому, войдя во двор, заранее приготовился увидеть
беспорядок, столь обычный в холостяцком хозяйстве. Ничего подобного не
оказалось: двор был тщательно выметен, за домом, у сарайчика, сколоченного
из крепкого потемневшего горбыля, аккуратно высилась поленница колотых
березовых дров. Я пересек двор и, взойдя на крыльцо, сначала обчистил от
грязи сапоги о скребок, вбитый в доску, а потом вытер их о резиновый коврик,