"Анатолий Безуглов. Страх" - читать интересную книгу автора

Человеческой порядочности, бескорыстия, деликатности и несуетливости.
По следам ее сообщения следователь Жаров решил выехать в Ленинград. Он
вез с собой рукописи, найденные у Митенковой, и портрет Домового на предмет
опознания. Произведения решено было показать музыковедам, композиторам,
исполнителям и людям, знавшим Стогния.
Больного сфотографировали в разных ракурсах. Одетый в костюм, он,
по-моему, мог сойти за старого деятеля художественного фронта. Печальные,
уставшие глаза... Межерицкий сказал: "Обыкновенные глаза психопата. Но
Ламброзо считал: все гении безумны..."
Жаров уехал. Отбыл из Зорянска и я. В область на совещание. Там, между
прочим, поинтересовались, как идет расследование дела Домового. Начальник
следственного отдела областной прокуратуры предлагал подключить более
опытного следователя. Но я отстоял Жарова. Слишком много вкладывал он души в
раскрытие этой загадки.
Когда я вернулся в Зорянск, Константин Сергеевич уже возвратился из
командировки.
Доложился он мне буквально по пунктам. Профессор Стогний умер во время
блокады. От истощения. Но супруга его проживала в той же самой квартире, где
потеряла мужа. Это была глубокая старуха, прикованная к постели. Фотография
неизвестного ничего ей не говорила. Насчет учеников ее покойного мужа
разговор был и вовсе короткий: за долгую преподавательскую деятельность в
консерватории Стогний вывел в музыкальную жизнь десятки способных молодых
людей. Вдова профессора их уже и не упомнит. Тем более в распоряжении Жарова
не было никаких примет, ни имени, ни фамилии.
По поводу произведений. Они не принадлежали Стогнию. По заключению
музыковеда, доктора наук, они скорее всего написаны в двадцатые-тридцатые
годы. Одним композитором (было у нас предположение, что это несколько
авторов). Схожесть с произведениями Стогния музыковед ставил под сомнение.
Жаров побывал и на радио, телевидении, в филармонии. Никто представленные
произведения никогда не слышал и не видел.
Фотография осталась неопознанной. Но Жаров не огорчался.
- Надо будет, в Москву, в Киев, в Минск поеду... Хоть по всем
консерваториям и филармониям страны. Но раскопаю.
- Ну-ну, - улыбнулся я. - Городов в Союзе много.
- Все-таки музыка - это вещь, - мечтательно сказал он, пропустив мимо
ушей мою иронию. - Не вылазил с концертов. Мравинский - сила! А
Темирканов!..
- В области интересуются, как продвигается расследование. Предлагали
вам помощника, - сказал я, чтобы немного охладить его и вернуть к
действительности.
- Будем сами искать, Захар Петрович. Может, он не в Ленинграде
продвигался, - проговорил Жаров и замолчал. Мне показалось, настороженно.
- Возможно, - сказал я. - Но, думаю, вам одному все-таки не справиться
с объемом работы. Надо подключить инспектора уголовного розыска.
Следователь вздохнул.
- Это верно. С ходу не вышло. Придется покрутиться.
Где уж там с ходу... Неизвестный оставался такой же загадкой, как и
прежде...
Я неспроста завел с Жаровым разговор о том внимании, какое проявляли в
областной прокуратуре к делу. Мне хотелось знать, правильно ли он оценивает