"В.В.Бибихин. Философия и религия " - читать интересную книгу автора

Платоническое отношение к Платону станет нам понятнее, если мы заметим,
как у нас почитание Пушкина поднимается до его культа. В. Непомнящий не
прав, прочитывая сказки Пушкина как нравственные притчи и усматривая везде
затаенную религиозность? Мы не видим у поэта религиозного морализаторства.
Он вобрал в себя все так, что отдельных расцветок в блеске его полноты не
различишь без пристального вглядывания.
Платонический Платон - "тот самый", только не весь, а такой, каким он
должен был сделаться в эпоху, когда стало важным хранение благочестивой
сосредоточенности среди внешнего холода и рассеяния. Почему мир стал
холодным? Почему стал нужен не размах открытой мысли, а настроение
собирания, сбережения? Время изменилось? И "языческая", и библейская мысль
перешли от свободы к хранительной догматике. Кончился праздник, начался
пост. На передний план была выставлена обязанность мысли без обсуждения
склониться перед тем, распорядиться чем она все равно не могла. Различие
между философией и религией пролегло не так, что первая не склонила голову
перед Богом, а вторая склонила. Жест опускания головы вместе со всем, что в
ней, стал обязателен для человека. Благочестие, невидимое в платоновской
всевмещающей полноте, ясно видимое в неоплатонической постной
сосредоточенности, сливается с религиозной верой - в настроении, не в
вероучении. Хотя как сказать: неоплатонические абзацы без переделки
переходят в святоотеческие творения. Андрей Белый писал, как обычно, гадая,
но и угадывая: "Августин - протестант, и в нем нет католичности, через него
изливается в средневековье Плотин".4
Можно слышать, что "языческая" философия не знает личного Бога. Откуда
нам это известно? Философия оставляет: вещи нарочито недоговоренными.
Раздвигая пространство вопросов, она соблазняет искать ответы. Говорят, что
поздняя греческая философия изжила себя и потому уступила христианству.
Вернее было бы сказать: она приглашала христианство прийти со своим
вероучением, потому что оставляла на месте Высшего незанятое пространство.
Ситуация, когда путь перекрыт непереходимым препятствием, называется апорией
от ?ьспт "проход" с отрицательным ?. Это слово той же семьи, что наши паром,
напирать. РеЯсщ - не просто "прохожу", а "продираюсь, силой проталкиваюсь".
Апорией называется не труднопроходимость, а бесполезность нажима, когда
требуется не умножение усилия, а изменение подхода. "?рпсЯб не просто
означает соответственно и "сомнение", утрату уверенности в себе. Перед
первыми вещами философия оказывается в такой апории. Ни моста (одно из
значений слова ?ьспт), ни парома к Высшему нет Религия, конечно, знает о
неприступности божества. Она, однако, вступает в общение с ним путями,
открытыми ей. Жрец в древнем Риме назывался понтифексом, "строителем
мостов". Так продолжает именоваться и верховный первосвященник
Римско-католической церкви. Высшее в религии остается недостижимым. Христос
не мог родиться - и родился; не мог воскреснуть -и воскрес. Такое рождение и
такое Воскресение - не из вещей, которые мы поймем, постаравшись. Но через
бездну проводит чудо.
В начале трактата "Против гностиков" (рукой одного из переписчиков
пояснено: "Гностиками называет нас, христиан") Плотин дает сжатый очерк
неоплатонизма, что-то вроде философского символа веры. Он начинается с
"простой и первой природы блага" (II 9, 1). Простое едино. Плотин
предупреждает: не надо понимать простоту и единство как определения
первоначала. Оно неопределимо. Называя его "единым", мы не подводим его под