"Дмитрий Биленкин. Операция на совести (Сборник "Операция на совести")" - читать интересную книгу автора

Исмень живо представил, каким ужасом округлились бы глаза этой дамы,
каким верноподданническим гневом затрясся бы усатый, вздумай он просветить
их. Эти добропорядочные обыватели скорей всего позвали бы полицию, и дама
с благородным возмущением толковала бы о мерзавце, который вздумал
клеветать - вы только подумайте! - на заботу властей о здоровье их детей.
- Дети - наш крест и наша тихая радость, - разглагольствовала тем
временем дама. - Вы не представляете, каких нервов стоит уберечь ребенка!
Не далее как вчера - нет это ужасно! - какой-то хулиган едва не сбил
Нюньсика с ног. Прямо на улице! Я чуть не выцарапала глаза негодяю... Чем
занимается наша полиция, я вас спрашиваю? Чем? Почему не сажают этих
патлатых молодчиков?
- Мадам, - усатый вдруг повернулся к ней, и его туго накрахмаленный
воротничок, казалось, скрипнул от напряжения. - Нас предупреждали, мадам,
что разговоры в приемной мешают врачу.
Дама побагровела от обиды и величественно замолкла.
В помещении сгустилась напряженная тишина.
Легкий скрип двери заставил Исменя вздрогнуть.
Но это была всего лишь Нюньсик. Не было заметно, чтобы операция
причинила ей какое-нибудь беспокойство. С радостным писком она пулей
пересекла комнату и сразу же попала в пышные объятия матери, которая
внезапно превратилась в обыкновенную клушку, суетливо хлопочущую над
потерянным и вновь найденным цыпленком.
- А я была умница, а ты дай мне новую куклу! И мороженое!..
- Следующий! - донеслось из-за приоткрытой двери.
Усатый встал, как на шарнирах, неловко прижал к себе мальчика,
отстранился.
- Ну, иди...
И пока тот шел, вяло перебирая ногами, усатый все смотрел ему в спину.
За мальчиком закрылась дверь. Усатый обернулся, его глаза на мгновение
встретились с глазами Исменя, и Исмень чуть не вскрикнул - такая в них
была волчья, глухая Тоска.
Усатый молниеносно потушил взгляд, закашлялся и сел, ни на кого не
глядя.
Так он знал. Пол закачался под Исменем. Усатый, бесспорно, знал. Может
быть, и дама знала? Все они все знают? Шли, зная, что ждет их детей, что
ждет их самих, и все-таки шли. Убежденные, что так надо. Убежденные, что
ничего не изменишь. Скованные страхом, пылающие верой, шли! Неся маски на
лицах, шли!
- Кхе... - сказал усатый.
Исмень с надеждой вскинул голову. Дама ушла, они одни, одни...
Однако ничего не случилось. Усатый сидел, строго выпрямившись, как
памятник самому себе. Если что и было теперь на его лице, так это долг и
смирение.
Исмень опустил голову. Нелепой была надежда, что здесь, где по углам
наверняка запрятаны микрофоны, будут произнесены какие-то слова. Да и к
чему они сейчас?
Он встал. Воздух давил на грудную клетку, как могильная плита. Пластик
глушил стук шагов, и Исменю казалось, что это удаляются звуки внешнего
мира, а он остается один, один среди молчания и света.
- Папа, сядь ко мне...