"Алексей Биргер. Москва - Варшава ("Богомол" #5)" - читать интересную книгу автора

предложение. Но чтобы оно последовало, должен был произойти ряд событий...

ГЛАВА ТРЕТЬЯ

Повар, в который уже раз, внимательно перелистывал досье "Литовца".
Это досье он знал наизусть - и все равно надеялся выловить какую-то мелочь,
на которую прежде не обращал внимания. Мелочь, которая представит нынешнюю
трагедию с неожиданной стороны и прольет на неё неожиданный свет. Объяснит,
почему Литовец вздумал утонуть... в самый неподходящий для этого момент!
Первый листок, давно пожелтелый, давно вызывал у Повара улыбку. Кто
знает, как бы сложилась судьба Литовца, если бы этот отчет пошел по другим
каналам. Но в то время Повару было поручено курировать польскую и
гэдээровскую контрразведки - и, разумеется, ни один документ, хотя бы
косвенно связанный с диссидентсвующим "фотохудожником" Станиславом
Жулковским не мог пройти мимо него.
Майор Гончаров Валерий Осипович докладывал, что объект вербовки повел
себя самым возмутительным образом и отверг предложение о сотрудничестве в
самых непристойных выражениях. Майор был чуть ли не оскорблен в лучших
чувствах - если эти лучшие чувства вообще у него когда-нибудь были, про
себя усмехнулся Повар - и считал, что объект достоин как минимум помещения
в психушку, потому что его асоциальное поведение может быть присуще лишь
тяжелому шизофренику.
На отчете имелась на полях резолюция Повара - сделанная после
тщательного изучения отчета, личной беседы с майором Гончаровым и
проработки - через одного из подчиненных, направленных в иняз -
"стукачика", доложившего, что на свадьбе объект и молодая жена Жулковского
вели себя странно, как люди, между которыми назревает роман: "Не трогать!
Такими кадрами не бросаются!"
И Повар, как всегда, оказался прав.
Следующий важный документ - мелкие доносы о поведении в институте и
сомнительных высказываниях были не в счет - был датирован уже началом
восьмидесятого года. Тот же "стукачик" сообщал, что объект, при обсуждении
за выпивкой ввода советских войск в Афганистан, пробросил странную - можно
сказать, сомнительную - фразу: "Я не знаю, что мне дороже - свобода Литвы
или целостность великой империи. И вообще, я чувствую себя персонажем
Баниониса в "Никто не хотел умирать" - человеком, который пошел на все ради
любви к жене главаря "лесных братьев"..."
На этом донесении тоже имелась пометка Повара:
"Подсунуть "Архипелаг ГУЛАГ. Только первый том!"
Повар опять ухмыльнулся. Как ни крути, а он всегда бил в "яблочко"!
А вот фотография: огромная площадь, заполненная народом, папа римский
благословляет соотечественников... Второе июня тысяча девятьсот семьдесят
девятого года. Фотография вырезана из журнала. Фломастером взято в кружочек
лицо Марии: Жулковкий, делавший фотографию по заказу редакции, не удержался
от того, чтобы не поймать в кадр лицо жены, сняв папу и толпу с
определенной точки.
Повар всматривался в это молодое, совсем молодое лицо. Так, значит,
ради этой рыжеватой красавицы Литовец и поджег свою жизнь... А вот
фотокопия конверта польской грампластинки, где фломастером отчеркнута в
перечне песен "Песенка о бумажном солдатике".