"Алексей Биргер. Москва - Варшава ("Богомол" #5)" - читать интересную книгу автора

идеологическом смысле миссия вам предстоит, в силу выбранной вами
профессии?
Может быть, я не дословно пересказываю его речь - кое-что забылось за
давностью лет - но смысл воспроизвожу абсолютно точно. Я облизнул
пересохшие губы и ответил:
- Понимаю.
- Очень хорошо, - мужичок малость расслабился. - Ведь и языки вы
выбрали соответствующие - французский и немецкий, если не ошибаюсь?
- И третьим испанский, - подсказал я.
- Да, конечно... И как вы смотрите на то, чтобы, например, всю жизнь
проработать во Франции или в Германии?
- А что для этого от меня требуется? - спросил я.
- Немного. Совсем немного. Просто понимать важность вашей роли в той
борьбе, которая идет в современном мире. Думаю, у вас, как у советского
человека, это понимание есть. Вы могли бы подкрепить его и делами...
Например... Да, например, - мужичок стал совсем улыбчивым, - насколько нам
известно, у вас сложились весьма доверительные отношения с некоей Марией
Жулковской. Она сама нас не очень интересует, а вот её муж - один из тех
смутьянов, "высоколобых", как их называют на западе, которые вечно в
оппозиции к народному правительству и вечно мутят воду. По нашим данным, в
Польше могут назреть некоторые неприятные события. Мы сделаем все, чтобы их
предотвратить. И с вашей помощью нам это будет сделать сколько-то легче...
Ведь наверняка вы, в особенно откровенные моменты, - тут его улыбочка
сделалась гадливой, - можете узнать у Жулковской то, что она не расскажет
никому другому...
Я не знаю, что на меня нашло. Помню, как потемнело в глазах, как меня
захлестнула волна жгучей ярости. Я встал и, аккуратно сложив дулю, подсунул
её под нос мужичку.
- Слушай, а иди ты... - и я медленно, раздельно и внятно послал его на
три буквы. Потом я повернулся и вышел из кабинета, хлопнув дверью.
В тот день я нажрался. Я был готов ко всему - что меня исключат из
института, заберут в армию, даже арестуют, или подстроив какой-нибудь
инцидент, который можно объявить "злостным хулиганством", или подбросив мне
в сумку "Архипелаг ГУЛАГ". И поймите меня правильно: ненавидел за то, что
она уехала, за то, что она переспала со мной, за то, что только при мысли о
ней я ощущаю жар в чреслах (а как ещё это назвать), за то, что она лишила
меня надежд на спокойную нормальную жизнь, потому что я больше не мог
глядеть на других женщин, и знал, что у меня никогда не будет ни жены, ни
семьи... Но предать её, воспользоваться её доверием - пусть даже это было
бы доверие дешевки, шляющейся от мужа по чужим постелям, и я, надо
полагать, не один был у неё такой - я не мог. Не мог, и все. Я знал, что,
если соглашусь, то под благовидным предлогом сразу же окажусь на стажировке
в Польше, или ситуация как-то иначе повернется так, что Мария всегда будет
рядом. Но я не мог продать мою любовь этим сволочам.
Но ничего не случилось - кроме того, что на следующее утро голова
трещала у меня от похмелья так, как никогда в жизни. Я спокойно посещал
институт, день за днем, никаких неприятностей на меня не обрушивалось.
Постепенно я начал считать, что моя реакция была настолько нестандартной,
что меня решили оставить в покое.
А потом, спустя довольно много времени, последовало другое