"Миккель Биркегор. Тайна 'Libri di Luca' " - читать интересную книгу автора

медной пластине; сам же текст книг набирался литерами, которые отливались из
свинца и были выпуклыми.
Лука одну за другой переворачивал страницы книги и с восхищением
рассматривал прочие содержащиеся в ней оттиски медных гравюр. Дойдя до
последней страницы, он снова нахмурился. Обычно здесь он или Иверсен всегда
помещали ценник величиной с визитку с указанием цены и названием магазина,
однако на этот раз ценник отсутствовал. Луку удивляло, что Иверсен решился
на покупку столь дорогой книги, предварительно с ним не посоветовавшись. А
то, что он выставил книгу на продажу без указания цены, было и вовсе не
похоже на этого педанта.
Лука вновь настороженно обвел глазами все помещение, будто ожидая, что
сейчас откуда-нибудь появятся члены некоего комитета по организации
торжественной встречи, поприветствуют его и объяснят все таинственные
нестыковки. Однако лишь очень немногие знали о его отъезде и возвращении, и
им никогда бы и в голову не пришло использовать это в качестве предлога для
празднования.
Лука пожал плечами, открыл наудачу первую попавшуюся страницу и начал
читать вслух. Постепенно озабоченное выражение исчезло с его лица, уступив
место радости от чтения на родном языке. Постепенно голос его окреп и
повысился, слова гулко отдавались в заполненных книгами лабиринтах
букинистического магазина. Прошло уже немало времени с тех пор, как Лука
последний раз читал на родном языке, так что ему потребовалось несколько
страниц, чтобы полностью преодолеть акцент и попасть в ритм текста. Тем не
менее, вне всякого сомнения, он испытывал истинное удовольствие: глаза его
сияли от счастья, а звучавшие в голосе восторженные ноты составляли резкий
контраст меланхолическому содержанию читаемого им трактата.
Все это длилось недолго. Внезапно восторг на лице Луки сменился
изумлением; он сделал пару шагов назад и наткнулся спиной на книжную
витрину. В широко раскрытых от удивления глазах появилось выражение ужаса;
костяшки пальцев, по-прежнему судорожно сжимавших раскрытую книгу, побелели
от напряжения. Тело его дернулось вперед; волоча ноги и двигаясь, как
механическая кукла, Лука приблизился к перилам галереи. Слепо наткнувшись на
балюстраду, он опрокинул стоящую на ней рюмку с коньяком, которая полетела
вниз. Устилавшее пол магазина мягкое ковровое покрытие приглушило звон
разбившегося стекла.
Голос Луки становился все тише и глуше, ритм практически исчез; старый
букинист едва выдавливал из себя слова. По лбу его струился пот, лицо
побагровело от напряжения. Несколько капелек пота скатились со лба,
скользнули по переносице и, сорвавшись с кончика носа, упали на книгу.
Плотная бумага моментально с жадностью впитала их - так пересохшее русло
реки впитывает дождевые капли.
Глаза Луки, почти полностью вышедшие из орбит, казалось, были прикованы
к тексту. Он смотрел в книгу, не мигая, за исключением тех моментов, когда
под ресницы затекал пот. Зрачки неотрывно бегали по строкам страницы, и как
Лука ни пытался, он не мог даже повернуть головы, чтобы оторваться от книги,
которую по-прежнему сжимал в руках, и перестать читать. Тело его сотрясала
крупная дрожь, лицо болезненно исказилось: на нем застыла безобразная
гримаса, из-за которой благообразный пожилой букинист выглядел не то психом,
не то эпилептиком во время очередного припадка.
Несмотря на столь явные физические признаки душевного расстройства,