"Николай Зотович Бирюков. Чайка " - читать интересную книгу автора - Это он все катины слова перенимает, - пояснила Василиса Прокофьевна,
отметив про себя с одобрением: "Просто держится, как и не секретарь все равно". Катя протянула к Шурке руки: - Ну, катин брат, сползай ко мне. А вы, товарищи, раздевайтесь да проходите в горницу. Мама не любит, когда стоят. - Конечно, чай, не столбы, - подтвердила, не подумавши, Василиса Прокофьевна... и обмерла: "Секретаря в один ряд со столбом поставила!" Но, очевидно, секретарь понял, что она это сказала без умысла, по простоте душевной: раздеваясь, он улыбался чему-то. "Сошло, не обиделся", - с облегчением заключила Василиса Прокофьевна. Горница у Волгиных была небольшая, но чистенькая. Вплотную к глухой стене стояла широкая деревянная кровать, покрытая цветастым стеганым одеялом. В изголовьях горою лежали четыре пышно взбитые подушки. Рядом с кроватью - сундук, а у стены, выходившей окнами на улицу, - стол. По одну его сторону желтела тумбочка с высокой стопкой тетрадей, газет и книг; над ней висели портреты Ленина и Сталина. По другую сторону, в углу, на полке в два ряда были расставлены иконы: в первом ряду - маленькие, медные, во втором - деревянные. Перед иконами, мигая синеватым огоньком, светила лампадка. Из кухни доносился тихий говор и плеск воды: Катя умывалась. Зимин подошел к тумбочке. На самом верху лежали "Вопросы ленинизма" Сталина и "Моя жизнь" Подъячева; под ними он заметил серенький томик избранных произведений своего любимого поэта. Зимин взял этот томик и полистал. Слова "И жизнь хороша, и жить хорошо!" были подчеркнуты А в нашей буче, боевой, кипучей, - и того лучше, - стояла пометка: "И я так думаю". "Да, мало у нас в районе, кипучего. А молодежь - вот она, рвется к деятельности... Дать ей простор и подлинных вожаков. Вот на чем следует заострить вопрос на пленуме. Не руководить "вообще", а вплотную заняться комсомольскими делами". Катя вошла босиком, на ходу вытирая мохнатым полотенцем лицо и шею. Увидев в руках Зимина книжку стихов Маяковского, засмеялась и взмахнула полотенцем: - "...Как зверь, мохнатое". Хорошо! Она расправила на скатерти складки, напевая, достала из шкафа краюху хлеба, погладила поджаренную корочку, и в глазах ее мелькнула та особенная лукавость, которая появляется при мысли, что делаешь неожиданный и приятный сюрприз. - Хлебом мы богаты! Когда Василиса Прокофьевна принесла кипящий самовар, хлеб был уже нарезан ломтями. Посреди стола стояла большая жестяная миска с вареной картошкой. На тарелке отсвечивали куски селедки. Шурка забрался к Кате на колени. - Стула тебе нет? Большой уже парень! - укоризненно проговорила |
|
|