"Андрей Битов. Вид неба Трои " - читать интересную книгу автора

а это родина. И земля выпихнет тебя из себя, великого, наружу, как памятник,
как мощи, чтобы не в земле, а на родине ты торчал, так и не погребенный... Я
всегда мечтал только об одном: бросить писать, начать жить. О, я уже мог! и
тогда бы я больше ни строчки не написал. С великим удовольствием, к
превеликому счастью. Я уже почти любил! - судьба отняла. Мы уже шли из-под
венца, когда она наступила на эту невидимую, серую... а шел дождь, и мы
бежали, взявшись за руки, смеясь, от мэрии к автомобилю... она запнулась о
подол своего подвенечного, потеряла туфлю... и прямо голой пяткой на голый
провод!.. Был! у меня все время был выход - любить. Я мог победить этого, с
портфелем и фотографией, и это - как в сказке: только любовью. Да прогони я
его сразу или не придай значения этой подделке... ведь это же была подделка!
А я подделал под нее жизнь свою!.. Да кабы только свою... Да будь я подлец,
брось Дику, а хоть француженку, хоть голландку, зато полюби... так нет же -
никого! А ведь парикмахершу, уж точно, полюбить было можно... Но я ведь ОДНУ
любил, эту бумажную Елену. Мне и сон такой был.
После гибели Дики я сжег роман и не выходил из дому. Еду мне кто-то
приносил. Может, даже парикмахерша. Но женщин я не помню ни одной. И через
год мне снится, будто я лечу над нарисованной страной, вроде Греции, вроде
графики Пикассо на античные темы, только как-то еще условнее и пародийнее.
Там, внизу, подо мною царит какая-то вакхическая идиллия: овцы, козы,
пастухи, пастушки... и все заняты только любовью. Они тоже бумажные, как
детские вырезанные из тетрадки в клеточку, куклы. Именно что сон был - на
бумаге в клеточку... Зрелище их бумажной любви меня сначала смешит, потом
забавляет, а потом и увлекает: я ощущаю себя таким же бумажным, но и таким
же способным, как они,- лечу, выискивая себе подругу, а они все уже заняты.
Способность моя растет, а ее все нет. Наконец - есть. Я снижаюсь; она уже
видит меня, раскрывает навстречу объятия; я пикирую на нее... и тут
становлюсь собой, не бумажным, а живым и - прорываю этот листок из школьной
тетрадки.
В тот день я впервые вышел в город. Я бродил бесцельно и долго и снова
заглядывал в лица, но уже не в поисках мифической Елены, не отделяя женщин
от мужчин,- просто в лица людей: какие они и кто это, люди?.. Я заходил в
парки, кафе и магазины - и выходил, не посидев, не закусив, ничего не купив.
Я устал и решил вернуться домой. И тут обнаружил, что уже не шагаю, а стою,
стою перед витриной, смотрю тупо на двух манекенов, мужской и женский,
протянувших друг к другу руки и будто шагнувших навстречу, чтобы обняться
наконец, но что-то им мешало: мое ли отражение между? И тогда, сквозь
витрину, между манекенами, внутри магазина, я увидел ее, Елену с фотографии.
Потому что, на этот раз, все было в точь: как я мог не видеть этого магазина
раньше? Я же тысячу раз проходил это место в той жизни, когда искал? Он был
новенький, магазин, только что отстроенный, за год, что меня не было на
улице... Я прикинул: как раз семь лет прошло. И пока я стоял в оцепенении,
медленно ворочая в мозгу эти простые соображения, Елена вышла из стеклянных
дверей, одетая, как на фотографии, с сумкой, как на фотографии... взглянула
на меня, как на фотографии, бездушно, как на вещь, и прошла мимо. Я же
продолжал стоять как вкопанный. И тут увидел в витрине то свое, ужасное лицо
с фотографии, когда вместо волос - змеи. Я закричал и бросился за нею -
убить. Убить, впрочем, не то слово: я был уверен, что порву ее на клочки,
как фотографию, настолько был убежден, что она - бумажная. Это и убийством
бы не было - так, клочки на асфальте. ЕЕ - не было. Как сквозь землю.