"Казимеж Блахий. Ночное следствие " - читать интересную книгу автора

сама, ночью, в дождь, осыпаемая проклятиями тех, кто ехал сзади и теперь
вынужден был стоять на деревянном мосту, начала прилаживать колесо. Никто ей
не помогал, и они бы с кучером провозились долго, если бы Хартманша не
увидела молодого парня, который прошел мимо, направляясь к городу. Она
окликнула его, он остановился и снял шапку. Потом на полях своей библии она
записала это очень подробно, не знаю почему, хотя и догадываюсь. Так
началась ее настоящая жизнь. Действие первое.
Паренек из поморских славян, почти подросток, приладил колесо и довез
ее почти до самого дома на Паненской улице. Улица эта, если вы бывали в
городе и помните, идет от овощного рынка вверх, к замку. Тогда дорога была
еще сквозной, потом Ян Кольбатц перегородил ее белым домом в стиле
Ренессанса, который стоит и по сей день. "Кольбатц...", "Кольбатц..." Она
никак не могла выговорить его польского имени Матеуш и предпочитала
именовать его так, на немецкий лад произнося название той деревушки, откуда
он был родом, поморской деревушки Колбач. Оттуда он и пришел в город
пятнадцатого августа, в день Успения богородицы. Но последнее не достоверно.
Этот пройдоха и пьяница Бугенхаген, хроникер рода Кольбатцев, слишком часто
врет в своих писаниях. Быть может, он выбрал праздничную дату для прибытия
первого Кольбатца в город еще и потому, что именно в этот день открыл ворота
после эпидемии. А во время службы в костеле святого Якуба в алтаре явилось
малюсенькое голенькое дитя и своей крохотной ручонкой благословило уцелевших
после мора. В те времена ужасно любили, чтобы разного рода святые являлись
как раз в знаменательные дни... Хотя и сама Анна Хартман записала в своей
библии: "15.8.1480. Его зовут Матеуш Кольбатц. Ему семнадцать лет. Я,
милостию божией, зачала".
Вы можете спросить, как случилось, что буквально через час после
встречи на мосту Хартманша отдалась молодому человеку на своем вдовьем ложе?
Я повторяю, этот портрет фальшивый, его намалевали через двести лет после
смерти Анны Хартман, когда уже никто не помнил, как она выглядела. Но
Матеуш - настоящий. Вы только посмотрите на эту дерзкую физиономию, на
глазищи, напоминающие притушенные угли, на эти цепкие руки, заткнутые за
пояс. Его портрет, как я уже вам говорил, написан примерно в тысяча
пятисотом году, трудно разобрать точную дату. Анне Хартман, secundo voto
Colbatz, как обычно в те времена писали немцы, было тогда уже лет пятьдесят,
если не пятьдесят пять, а Матеушу - тридцать восемь. Теперь в нем не узнаешь
того парня с моста, и можно отпустить вдове ее грехи. Возможно, она
сопротивлялась, но в ней вспыхнуло нечто куда более сильное, нежели
добродетель, взлелеянная католическим воспитанием в Мерсебурге. И она
уступила. Хотя, мне кажется, первая захотела она, а не он. Наверное, на нее
удручающе подействовал и опустевший дом, и лежавшие прямо на улицах трупы,
которые подбирали монахи, и холодная белизна одинокого ложа, и звуки
колоколов, возвещавших конец эпидемии. О том, что было утром, она не
написала. Хотя все поля ее библии, которую я разыскал в стокгольмском
архиве, пестрят острым готическим почерком.
Потом она родила сына, которого назвали Иоганном и нарекли уже
онемеченной фамилией - Кольбатц, даже не Kolbatz, а Colbatz. Я хочу
заметить, что Матеушу тогда шел девятнадцатый год, и он на средства своей
любовницы, а позже жены окончил немецкую школу при монастыре ордена "Серых
братьев". И так записано в его свидетельстве: "Матеус Кольбатц из поморских
славян считает и пишет изрядно, равно и немецкую речь знает отменно, к