"Уильям Блейк. Избранные стихи " - читать интересную книгу автора"иллюминованной печати": гравировал листы и, вручную их раскрасив, сшивал.
Так в нескольких десятках экземпляров опубликовал он свои "Песни Неведения и Познания", а затем и так называемые "пророческие книги" {Свод поэм, получивший в позднейших исследованиях название "пророческие книги", создавался Блейком на протяжении трех десятилетий - приблизительно с 1789 по 1820 гг. Единство этому циклу придает, главным образом, воплотившаяся в нем поэтическая философия и мифология Блейка. Современные литературоведы выделяют в "пророческих книгах" несколько внутренних циклов: 1) ранние "пророчества" - "Тириэль", "Книга Тэль", еще достаточно традиционные по образности и художественным мотивам; 2) поэмы, непосредственно связанные с политическими событиями конца XVIII в. - "Французская революция", "Америка", "Европа", отчасти "Видения дщерей Альбиона"; 3) так наз. "малые пророческие книги", содержащие в себе блейковское истолкование мифа о грехопадении и критику канонической христианской теологии, - "Первая книга Уризена", "Книга Ахании", "Книга Лоса"; 4) философские поэмы, представляющие собой изложение важнейших космогонических, теологических, нравственных и художественных идей Блейка, - "Бракосочетание Рая и Ада", "Мильтон", "Иерусалим" (подобную классификацию см., напр., в кн.: Martin К. Nurmi. Villiam Blake. Lnd., 1975].}. Оттиски продавались в его мастерской. Точнее сказать, пылились на полке. Спроса не было, и после смерти Блейка большинство книг пропало. Те, что чудом уцелели, теперь стоят целое состояние. С дистанции в полтора века, быть может, покажется, что эта необычная ситуация в каком-то смысле была для Блейка благом: она избавила его от кабалы тогдашних издателей, а в том, что слово его рано или поздно будет услышано, поэт-провидец, каким он себя считал, сомневаться не мог. Однако эпиграмм своих более удачливых - и менее щепетильных в литературных делах - современников, а в письмах тем немногим, кто был ему близок, жалуясь на тупоумие торговцев картинами и типографов, как и на их раболепство перед авторитетами вроде Рейнольдса. Да и должна ли удивлять горечь и ярость этих его строк? С юности близкий к радикалам - таким, как Джозеф Джонсон (Joseph Johnson, 1743-1811) или Томас Пейн (Thomas Paine, 1737-1809), - подобно им впрямую откликавшийся на злобу дня и живший политическими страстями своей эпохи,. Блейк, конечно, писал не для истории, а для современности и, как каждый поэт, хотел быть услышан. А его аудиторию обычно составляло всего несколько человек. И даже они ценили в Блейке, как правило, лишь талант художника, оставаясь равнодушными к его идеям. Сохранилось свидетельство современника, что единственным, кто сорок с лишним лет поддерживал Блейка, полностью разделяя его общественные и нравственные убеждения, была жена поэта Кэтрин Ваучер. Надо думать, что ею нередко и ограничивался круг читателей его произведений. Во всяком случае, нет никаких фактов, указывающих, что кто-нибудь при жизни Блейка прочел стихи, оставшиеся в рукописях, - а ведь среди них есть вещи, первостепенно важные для него: "Странствие", "Хрустальная шкатулка"... Прямым следствием этой изоляции была житейская неустроенность, нищета и обида на современников. Косвенным - специфическая творческая позиция Блейка, в немалой мере предопределившая и своеобразие созданного им художественного мира. Для истории искусства 'это, конечно, самое главное. Но нельзя забывать и о той цене, которой было оплачено это своеобразие. |
|
|