"Джайлс Блант. Пучина боли ("Джон Кардинал" #4)" - читать интересную книгу автора

оно испускает волны и частицы скорби. Откуда бы ни дул ветер - с юга,
востока, севера или запада, - он влечет с собой скорбную пыль. Скорбь жжет
глаза, вытягивает дыхание из легких. На этой планете нет ни кислорода, ни
азота; в состав атмосферы входит лишь скорбь.
Скорбь накатывала на Кардинала не только от бесчисленного множества
предметов, некогда принадлежавших Кэтрин: фотографий, дисков, книг, одежды,
магнитов на холодильник, мебели, которую она выбирала, стен, которые она
красила, растений, за которыми она ухаживала. Скорбь просачивалась сквозь
все запоры, протискивалась под дверями, пробиралась в окна.
Спать он не мог. Слова записки снова и снова раздавались у него в
голове. Он поднялся с постели, пошел на кухню и стал изучать бумажку под
яркими лампами. Келли выбросила конверт, но он извлек его из мусорного
ведра. Буквы явно были напечатаны на принтере, но ничего особенного в них не
было - во всяком случае, ничего, что он мог бы обнаружить невооруженным
глазом.
И в самой открытке тоже не нашлось ничего примечательного. Открытка со
стандартным соболезнованием и конверт к ней, сделано фирмой "Холлмарк",
продается по всей стране, в любом универмаге или магазине канцелярских
принадлежностей.
На штемпеле была указана дата и время, - разумеется, это была дата и
время обработки послания, а не его отправки, - и почтовый индекс. Кардинал
знал, что индекс указывает не точное месторасположение того ящика, куда
отпустили письмо, а расположение почтового узла, через который это письмо
прошло. Кардинал узнал штемпель - маттавский. Он мало кого знал из жителей
Маттавы, и ни у кого из этих знакомых не было видимых причин желать ему зла.
Конечно, Маттава была знаменитым дачным местом, со всей провинции Онтарио
сюда съезжались на выходные, чтобы отдохнуть у реки. Но сейчас уже давно
наступил октябрь, и большинство уже закрыли свои коттеджи на зиму.
Конечно, если вы хотите скрыть свое истинное местонахождение, ничто не
мешает вам доехать до Маттавы и опустить открытку там: всего-то и нужно
добраться до Семнадцатого шоссе, а это чуть больше получаса езды от
Алгонкин-Бей.

Лиз Делорм удивилась, когда его увидела. Было воскресенье, и он застал
ее за мытьем окон. На ней были джинсы с огромными прорезями на коленях и
заляпанная краской льняная рубашка, которой было по меньшей мере лет
двадцать. В ее домике, бунгало в верхней части Рэйн-стрит, пахло уксусом и
свежими газетами.
- С августа собираюсь их вымыть, - сообщила она, словно он ее об этом
спросил, - и вот наконец нашла время.
Она сделала кофе.
- Для тебя - без кофеина, - объявила она. - Вряд ли ты спал.
- Это правда. Но тут есть причина. Я хочу сказать - еще одна причина.
Делорм внесла в гостиную кофе и тарелку с шоколадным печеньем.
- Может, попросишь своего врача, чтобы выписал тебе валиум? -
предложила она. - Если будешь недосыпать, будет еще хуже, зачем тебе это?
- Скажи мне, что ты об этом думаешь. - Он вытащил открытку и конверт из
бумажной папки и положил на столик. Теперь они лежали в прозрачной
пластиковой папке - развернутая открытка и почтовый конверт, адресом вверх.
Делорм подняла бровь: