"Николай Блохин. Спецпродотряд имени товарища Диоклитиана" - читать интересную книгу автора

должно говорить на русском языке!.." А у нас тогда на немецком преподавали,
и вообще все, что официально, все на немецком... Да я ли! Русский до 25-го
колена, в черносотенцы записанный, против русского языка?!
- А и удивительно, - тихо сказал тут батюшка, - и чегой-то тебя в
черносотенцы записали?
- А я и есть черносотенец! И, между прочим, до сих пор! - еще более
возвысил голос доктор Большиков, хотя больше вроде и некуда было, - только
тогда я был монархист поневоле, куда ж нашим баранам без монарха, а теперь я
республиканец поневоле, хотя и у республики должна быть твердая власть,
вожак! А не эти милюково-керенско-гучковы... Да ведь баранам-то, батюшка, в
вожаки-монархи всегда козла дают! Эх... Ну так, рявкнул он перед нами про
великий и могучий, чтоб только на нем бы разговаривать, мы, естественно, в
струнку, души наши не то что в пятках, а черт-те где, в центре земли.
Небось, немцы да латыши, те не то что русский, а свои родные языки от страха
забыли. Миротворец!.. Идет он мимо нас, громогласничает, около меня
останавливается, вглядывается, узнал и - рот державный громогласный до ушей
и - третью мне рецензию выплескивает: "Дал бы, - говорит, - я тебе всю эту
немчуру под начало, да ты ж первый, первее первого немца немцем и
станешь..." Задумался. Видать слова свои громогласные смаковал.
Ну а я возьми и в ответ ему и сам выплеснул: "Да ведь и Вы, Ваше
величество, тоже ведь на две трети, увы - немец, это не мешает Вам быть
русским императором".
- И что же в ответ? Убили тебя, сослали?
- Расхохотался миротворец, по плечу меня хряпнул, едва не отлетело оно
и четвертую рецензию выдает: "Храбр - хвалю, да вот жаль, что дурак, вся
неметчина моих предков при православном венчании русью оборотилась, а из
тебя и крещение русского не сделало, в тебе, - говорит, во мне то бишь...
ре-цен-зент-миро-тво-рец!.. - русского, - говорит, - только что нос
картошкой, а штаны, вон, и те немецкие". А?! Это про меня-то! Ну,
естественно, моя немчура, которую он мне хотел под начало дать, конечно тут
же русский язык вспомнила, тут же взакат расхохоталась...
- Дык, а чего ж ты обиделся?
- Обиделся?! Ты вот щас чего ухмыльнулся? Чего ж такого
смешного-остроумного в его словах? А на помешанных я не обижаюсь. А если на
принцип, то как не обидеться? Весь свой талант, все свои мозги, всю силу
публициста, что в пере моем есть, да, есть, есть! И тут я ложноскромничать
не стану,.. все! всего я себя отдал на служение России, просвещению русских,
монархии, наконец, кость бы ей в глотку! Да! Глаза раскрывал! Только нашему
народу глаза надо не пером публицистическим раскрывать, а ломом!.. А мои
статьи вот эдак-то им отрецензированные! да они полезнее его
тринадцатилетнего царствования!.. - Батюшка только рукой махнул и не
собирался уже перебивать.
- Какой прок от его царствования?! - продолжал, меж тем, бушевать
доктор Большиков, - Только и есть, что вам, попам, из казны жалование
платить стал.
- Эт точно, он нашему иерейскому сословию истинный благодетель. А то
ить пропадали, совсем прям ить нищенствовали.
- Да туда вам и дорога, да с вас еще и драть надо, а не казну на вас
разорять!
- Да уж и разорили. Что ж, лучше когда мы за требы с крестьян брали?..