"Лоуренс Блок. Бросок в Европу" - читать интересную книгу автора

остается ничего другого, как ложиться на обратный курс. Я же совсем не
торопился вернуться в Нью-Йорк. Там меня ждал пухлый человечек, обожавший
поручать людям неприятные дела, и я не стремился увидеться с ним.
- Я начинаю уставать, Ивен.
- Я тоже.
- В Комади есть отель?
- Отели - опасное место. Там требуют документы, а у нас их нет.
Пансионы ничем не лучше. Я думаю, нам лучше миновать город и постучать, в
какой-нибудь крестьянский дом на севере от него.
- Крестьяне пускают постояльцев?
- Посмотрим.
Первый же крестьянин принял нас очень доброжелательно, но сказал, что
у него и так тесно. Зато у него есть кузина, живущая чуть дальше по дороге,
и там нас обязательно устроят на ночь. За несколько пенго мы получим
удобные постели, сытный обед и плотный завтрак.
Кузина, как выяснилось, молодая вдова с черными глазами и волосами и
молочной кожей, жила в деревне одиннадцать лет, переехав из города после
рождения единственного ребенка, дочери, очень похожей на мать.
- Мы жили в Будапеште, - за обедом рассказывала она. - Я из этих мест,
но поехала учиться в Будапештский университет, встретила Армина и вышла за
него замуж. После революции его, как и многих других, поставили к стенке и
расстреляли. Поэтому оставаться в Будапеште я больше не могла. Мы прожили с
ним чуть больше года. Еще кофе?
На обед нам подали мясное жаркое с макаронами, с острым соусом,
действительно, очень сытное. У Милана глаза начали слипаться еще за столом.
Наша хозяйка отвела его в приготовленную ему комнату. Подозреваю, он заснул
по пути к кровати.
Вскоре отправилась спать и дочь. Ева, ее фамилии я так и не узнал,
посидела со мной у камина. Когда дрова догорели, я вышел во двор за новыми
поленьями. Когда вернулся с ними, она принесла с кухни бутылку "Токая". Мы
выпили по нескольку рюмок. Поговорили об искусстве, литературе, кино. В
деревне, пожаловалась она, об этом ей говорить практически не с кем. Она
скучала по Будапешту, по его шумным кофейням, культурной жизни. А вот
политика ее совершенно не интересовала. И воспоминания 1956 года не
вызывали никакой ностальгии.
- Здесь, конечно, одиноко, - она вздохнула. - Но люди хорошие, и у
меня тут много родственников. Это дом моего отца, я к нему привыкла, мне
тут уютно. Но одиноко.
- Ты могла бы вновь выйти замуж, - где-то между рюмками "Токая" мы
перешли на ты.
- Возможно. Я уже десять лет вдова. Иногда мужчина приходит, чтобы
поработать на ферме от сева до уборки урожая, и это время живет со мной.
Некоторые согласились бы задержаться и подольше, но моим мужем был очень
хороший и интеллигентный человек, и тот, кто привык к золоту, не
соглашается на серебро.
Я промолчал.
- Я вышла замуж в двадцать, овдовела в двадцать один, а теперь мне
тридцать два, и я одна на свете. В бутылке осталось немного вина. Допьем?
Мы допили. От вина щечки у нее раскраснелись, дыхание участилось. Она
встала.