"Лоуренс Блок. Восемь миллионов способов умереть ("Мэттью Скаддер" #05) " - читать интересную книгу автора

цвет кожи. Он был альбиносом, совершенно бесцветным, словно белая мышь.
Худенький, хрупкий, маленького роста. Он утверждал, что росту в нем пять
футов два дюйма, но я уверен - дюйм-полтора при этом прибавил.
На нем был полосатый костюм-тройка, типа тех, что носят банковские
служащие, и белоснежная сорочка - впервые увидел такую чистую за все время
моих ночных скитаний. Галстук плетеный, в черно-красную полоску. Черные
туфли начищены до блеска. Вообще не помню, чтобы я когда-нибудь видел Дэнни
Боя без костюма и без вот таких ослепительно начищенных туфель.
Он удивился:
- Неужто Мэтт Скаддер? Ей-богу, стоит набраться терпения, подождать, и
человек непременно объявится.
- Как жизнь, Дэнни? Сто лет тебя не видел.
- Старею. Годы берут свое. Живем в какой-нибудь миле друг от друга, а
когда последний раз виделись? Хрен его знает когда, ты уж прости за
выражение.
- А ты не меняешься, Дэнни.
Секунду он изучающе смотрел на меня.
- Да и ты тоже, - сказал он, но голос звучал не слишком убедительно. И
вообще у него был какой-то слишком заурядный голос для человека такой
неординарной внешности - не слишком глубокий, ровный, без всякого акцента.
От человека его внешности можно было бы ожидать голоса, ну, скажем, как у
Джонни из старого телесериала, рекламирующего сигареты "Филип Моррис".
Он спросил:
- Что, просто оказался поблизости? Или меня искал?
Искал. Сперва заглянул в "Пуганс". Там сказали, что ты можешь быть
здесь.
- Польщен. Визит вежливости, да?
- Не совсем.
- Тогда почему бы нам с тобой не присесть за столик? Помянем старые
добрые времена, выпьем за тех, кого с нами нет. И ты расскажешь, что привело
тебя сюда.

* * *

В барах, которые посещал Дэнни Бой, всегда держали в холодильнике
бутылку русской водки. Именно ее он и пил и любил, чтобы она была очень
холодная, но без болтающихся в стакане кубиков льда, которые быстро тают и
разбавляют напиток. Мы разместились в кабинке в дальнем углу, и шустрая
маленькая официантка принесла ему его любимую водку, а мне - коку. Дэнни
скосил глаза на мой бокал, затем вопросительно посмотрел на меня.
- Вот, решил бросить, - сказал я.
- Имеет смысл.
- Еще бы...
- Умеренность, - протянул он. - Умеренность во всем, Мэтт. Это еще
древние греки знали.
Он отпил половину. Обычно в течение дня он мог выпить восемь таких
стаканчиков, что составляло примерно кварту, и все это умещалось в теле,
весившим не больше ста фунтов, причем я ни разу не замечал, чтобы выпитое
оказывало на него хоть какое-то воздействие. Он никогда не шатался,
выговаривал слова отчетливо - словом, вел себя как обычно.