"Олег Блоцкий. Богиня (Рассказ) " - читать интересную книгу автора

Ольги к "юродивому", как прилюдно обозначал на всех офицерских собраниях
Костеньку зам.
Бригада кипела от возмущения. "Дуканщице" могли простить все, вплоть до
отчаянного загула с офицерами, при условии, что у нее перебывают все
страждущие. Но такой вот преданной любви Ольге простить не могли, не хотели
да и не собирались.
Офицеры, видя Богиню, наливались кровью, размышляя, наверное, о том,
что место Костеньки подходит больше им, нежели "чахлому".
"Чахлый" же сразу после работы торопился к Богине, не замечая всеобщих
ненавидящих взглядов. Чем они в модуле безвылазно занимались, было загадкой.
Даже Егоркин, которому Фоменко строго наказал подслушивать во время
дежурств по женскому модулю, виновато хлопал глазами: "Разговаривают,
товарищ лейтенант. Все время. Вернее, он слушает, а она говорит. Но тихо
так. Ничего не разобрать. А потом вроде как поет. Ну, как бы песня. Только
вроде как и не песня, потому что страшно очень становится".
У Фоменки вставали волосы дыбом, и он отпускал солдата, наказывая в
следующий раз утроить бдительность.
Зам, уязвленный до глубины души выбором Ольги, начал потихоньку
собираться с силами, чтобы сплавить "дуканщицу" куда подальше, но... события
вновь понеслись галопом, и Богиней занялся сам комбриг.
Лейтенантик застрелился на рассвете. Солдат-посыльный спал и толком
рассказать ничего не смог.
- Спал я, а товарищ лейтенант разбудили так осторожненько и сигарету
спрашивают. Я удивился, потому что товарищ лейтенант никогда не курили, а у
меня сигареты плохие - "Северные". Но они все равно взяли и сказали, чтобы я
спал.
Возле посмертной записки Костеньки и в самом деле в пепельнице лежал
вдавленный бычок. А на листочке бумаги четким и твердым почерком было
написано: "Никто не виноват. Я сам".
После того как "вольтанутого жмура" отправили в Союз, комбриг
незамедлительно вызвал Богиню.
- Значит, так, - сразу перешел к делу полковник, - манатки собрать, все
эти свои тампоны и мыльно-рыльные. Времени - двадцать четыре часа. Потом
откомандируем в третий батальон. Задача ясна? Выполнять!
Комбриг повернулся к кондиционеру, меняя режим его работы, всем видом
показывая, что разговор закончен.
- Саша! Сашочек! - вдруг прошелестело за слегка широкой покатой спиной,
и рука, взявшаяся за рычажок, дрогнула: лишь одна женщина в мире называла
полковника именно так.
Было это давно - лет двадцать пять назад. Уже и лица девушки не помнил
полковник. Уже давно вместо него приходил во снах к комбригу какой-то
размытый и вместе с тем одухотворенный образ некогда любимой женщины. Но вот
голос ее, интонации он помнил всегда.
Именно этот голос впервые позвал его к себе. А полковник, тогда еще
лейтенант, смотрел в окно, курил и внутренне весь дрожал, улавливая, как
шелестит сначала платьем, а затем простынями его самая любимая женщина в
мире. И очень скоро - а полковнику показалось тогда, что прошла вечность, -
она позвала.
- Саша! Сашочек! Иди ко мне!
Рука сползла с рычажка. Побледневший полковник оглянулся.