"Кристиан Бобен. Все заняты" - читать интересную книгу автора

никто ничего больше не говорит. Манеж смотрит на двух взрослых. На мать,
которая боится быть отвергнутой сыном. На сына, который хотел бы сделать
столько добра этой полной женщине, что застыл будто парализованный, даже не
пригласив ее войти. Определенно, надо все сделать самой. Манеж берет руку
одной и вкладывает се в руку другого, получается такой же эффект как если бы
она соединила два конца одного провода, случайно разорванного тридцать два
года назад, - электричество снова потекло, слова затрещали. Слезы, смех и
поцелуи. Сердце - это маленький домик, даже не домик - конура, даже не
конура - навес для воробьев. У сердца ограниченная вместительность.
Ошеломляющая радость заполняет его целиком. В нем не остается места для
чего-нибудь еще. И только через неделю месье Гомез, - а его мама осталась
жить у него, и он стал за ней ухаживать как за маленькой девочкой, -
вспоминает слова Манеж: "Гомез, мама, прийти" - и ужасается.

* * *

Молодая девушка из голубого гипса. Фея высотой в пятьдесят три
сантиметра. Хранительница тишины и времени. Короче говоря, статуя, какую
нетрудно найти в любой церкви этой страны. Муляж, копия и уж точно не
произведение искусства: мадам Карл не захотела бы иметь такую у себя.
Намного больше, чем произведение искусства: призыв, знак И даже, дерзнем
сказать, - присутствие. Да-да, присутствие, здесь, в глубине церкви, слева
от главного алтаря. Миниатюрная женская фигурка голубого цвета в платье с
фестонами, Она увидела как Ариана вошла, нервной походкой приблизилась и
опустилась на колени Она открыла свои уши из голубого гипса и освободила
свое сердце из белой лилии, чтобы услышать, что будет дальше, чтобы услышать
это как можно лучше, как можно правильнее, как можно точнее. Она вздохнула,
и Ариана начала говорить.

Это утомительное занятие - заботиться о мире. Пресвятая Мария. Матерь
Божия, я хочу попросить Вас об одной услуге. Совсем пустяковая вещь. Это не
для меня, это для моей дочери, Манеж. Мы можем понять друг друга как матери.
Особенно Вы. С Вашим Мальчиком Вы всего повидали. Я не говорю, что моя
малютка такая же необыкновенная как Ваш Сын. Я так думаю, но я этого не
говорю. Как Вы знаете, - а ведь Вы все знаете, - Манеж никогда не закрывает
глаза. Я с этим смирилась. Но теперь она предсказывает будущее. И
предсказывает правильно. То, что она говорит, в точности сбывается, будто бы
будущее - дверь в конце коридора, и у Манеж достаточно длинные руки, чтобы
эту дверь толкнуть и сказать своим детским голоском, что находится за ней. Я
не знаю, откуда это у нее. Все матери хотят, чтобы у них были выдающиеся
дети, Пресвятая Мария. Но я удивляюсь, беспокоюсь, спрашиваю себя, к чему
это приведет. Вы жили в Палестине, уже давно. До социального обеспечения,
телевидения и программ Народного образования. Я не знаю, понимаете ли Вы
это. Мир изменился. Он изменился не в основе, но внешне, - а мы и находимся
в мире на самой поверхности. В глубь никто не идет, это слишком страшно и
подозрительно. Ваш Мальчик ходил по воде и исцелял слепых. Но в наше время и
за более безобидные вещи люди попадают в психиатрическую больницу. Я не
хочу, чтобы моя дочка стала добычей больницы. Простите меня за гнев, но я не
знаю, что еще сделать. Я Вам повторяю: все изменилось. Внешне. Вот Вы, по
крайней мере, спокойно воспитывали Вашего Сына. И только в тридцать лет он