"Николай Владимирович Богданов. Когда я был вожатым (Пионерские повести) " - читать интересную книгу автора

Расширив глаза, смотрят ребята в огонь. Дядя Миша рассказывает, как
бежали они с товарищами с каторги и как их подстерегали охотники за
беглыми.
- Вдруг ветка хрустнула. Мы сразу наземь. Бац!
И пуля мимо. Тут мы за ножи и прочь ползком, в разные стороны. Сначала
хотели бежать. Но обидно мне стало.
Кто же это выследил нас, как зверей, какой подлец, в каком он
человеческом образе? Захотелось мне схватить его за шиворот, заглянуть в
глаза...
Пополз. Крадусь - листом не шелохну, как уж. Захожу подальше от костра,
чтобы он мне на огне виден стал, а не я ему. И нашел. По тени определил.
Тень вдруг шевельнулась у старого пенька.
Прыгнул, навалился, нащупал кадыкастую глотку под жесткой бородой...
"Отпусти... Не предавай смерти... Дети малые..." - хрипит. А товарищ мой
подоспел и камнем замахивается. "Стой, не надо!" Вытащили мы негодяя к
костру. Смотрим - невзрачный он, охотник на людей.
Зипунишко драный, ружьишко кой-какое. Переломили мы его пополам,
трахнув об дерево. А "убивец" в слезы:
"Погубили, каторжанцы, погубили, окаянные, чем жить будем! У меня же
трое внучат. Сироты..." - "А зачем же ты, чалдон, вышел в темную ночь
сирот плодить? Может, и у нас в России жены, дети?" Молчит, старый гриб.
"Сколько вам за каждого убитого полиция платит?" - "Двадцать пять
целковых, милай! Это же подумать, пять кулей муки! На всю зиму нам... Да
разве ваш брат, каторжанец, больше стоит? Все равно пропадет зря, тайга
слопает... А так хоть людям польза... Не чалдоны мы, переселенцы из Расеи.
Запашку третий год зря делаем. Опять мороз в самое колошение, весь посев
убил... Чего кусать будем? Поселенцы, известно, нищие... Вот и надоумили
казачки-староверцы... Они ведь на вашем брате дома построили... под
железом!"
Отлупили мы его, дурака, как следует. А потом напоили нашим
каторжанским чайком, заваренным на травах, и отпустили. И сами, конечно,
от такого места подальше ушли.
- Это все с вами было, дядя Миша, это не из книжки?
- Все правда. За каждого беглого с каторги, убитого или живого, царское
правительство, как за волка, давало денежную награду. Охота за людьми была
выгодней, чем за пушным зверем. Так вот и пробирались мы. И часто самой
опасной встречей в тайге была встреча с человеком...
После такого рассказа отойти от костра страшно.
Где уж там заснуть в шалаше, темном и ненадежном!
Я чувствую, как прильнувшие ко мне тела дрожат мелкой дрожью. Узнаю
Игорька. Это он сжимает мою руку, не отпуская. Узнаю, чую, как греет мне
бок прислонившаяся толстая Рая. Слышу, как громко бьется сердце
прильнувшей ко мне Кати-беленькой.
Желая отогнать страхи, дядя Миша вдруг свистнул поразбойничьи:
- А ну, молодцы, песенку! Нашу любимую, бродяжную. Все ее знают?
И затянул про славное море, священный Байкал.
Ребята подхватили. Мы распелись. И страхи отлетели от нас.
Ночью долго не могли угомониться ребята. Нелегко заснуть первый раз в
жизни не дома в кровати, а в шалаше на соломе. На коломенской башне
таинственно кричит сова. С Москвы-реки доносится плеск от широких плиц