"Андрей Богданов. Тайны Московской Патриархии (Исторические расследования) " - читать интересную книгу автора

Г. Нагого обвинения, хотя в угличской "смуте" он был явно замешан больше,
чем М. Нагой.
Угличское "всенародство", убежденное в том, что Дмитрия убили по
приказу Годунова, Шуйского не интересовало: общение с ними он предоставил
карателям. К сожалению боярина, он не мог вовсе обойтись без речей духовных
лиц, а они, как назло, в большинстве своем смело утверждали, что знают об
убийстве царевича. Часть таких показаний пришлось поместить в свиток, утопив
их в середине дела и перемешав с противоположными показаниями.
Проведя обыск в кратчайший срок, Шуйский с товарищами перетасовал
материалы дела и для верности переписал часть "речей". В начале, которое
хорошо воспринимается слушателями, были помещены материалы против Михаила
Нагого, его уверения, что царевича убили, слова очевидцев "самоубийства" и
сведения о болезни царевича. Комиссия еще раз подчеркнула, что болезнь была
"старая".
Затем начиналось как бы само обыскное дело: речи священников,
чиновников по старшинству и т. п. Комиссия сделала кое-какие приписки и
поправки. Наводя блеск, Вылузгин и подьячий Посольского приказа просмотрели
дело еще раз. Дьяк вписал несколько слов на склейку 32; подьячий углядел,
что в одном из показаний зачинщики бунта названы "горожане", и вставил - "по
приказу М. Нагого". Все это и еще многое из того, что творила комиссия
Шуйского, строжайше запрещалось делать.
Но расчет был на то, что Годунов обеспечит благожелательное отношение к
итогам работы комиссии, а большинство бояр и иерархов, чей голос все равно
не мог изменить ситуации, пропустят детали мимо ушей. Для них в обыскном
деле были приготовлены отдельные занятные подробности (в частности, что во
время событий Михаил Нагой был "мертвецки пьян"), ударные сведения
расположены в начале и в конце свитка, чтобы в середине монотонного чтения
Щелкалова можно было незаметно подремать.
Однако все эти мелкие хитрости не могли подействовать на патриарха
Иова: он отличался великолепной способностью к сосредоточению и удивительной
памятью. Председательствуя на обсуждении результатов обыска, московский
первосвятитель не мог не видеть злостных нарушений следственной практики,
перечеркивающих для любого непредвзятого суда все выводы комиссии Шуйского.
Земский обыск (он же "повальный" и "большой") был весьма популярным
методом расследования дел о мятеже, измене и убийстве, еретичестве, разбое,
воровстве, о служебных преступлениях, имущественных спорах, о "непригожих
речах" и самоубийствах. Правила ведения обыска, предшествующего судебному
расследованию, были хорошо разработаны.
Обыск должен был проводиться всеми людьми "сряду", а не "выбором", как
сделала комиссия Шуйского. Бросалось в глаза, что к делу о смерти сына Ивана
Грозного и восстании в Угличе было привлечено ничтожно мало людей - менее
полутора сотен, в то время как по самым незначительным делам выспрашивалось
по 200 - 500 и более человек.
Нетрудно было заметить, что те, кого комиссия привлекла для дачи
показаний, подвергались давлению. Вместо записи свидетельских показаний, что
должно было происходить на этом этапе ведения дела, производились допросы с
пристрастием и очные ставки. Шуйский с товарищами явно пренебрегал
юридическими нормами!
Да и в самом содержании обыскного дела, ведшегося с вопиющими
нарушениями, были явные нестыковки и противоречия. Так, один из свидетелей