"Владимир Богомолов "Срам имут и живые, и мертвые, и Россия" (публицистика)" - читать интересную книгу автора

соответствует действительности, и в сообщение о том, что "гремели имена
Жукова, Власова, Рокоссовского, Говоро ва, Лелюшенко:", имя Власова
вставлено Г. Владимовым для апологетики, самовольно и необоснованно: в
сообщениях Совинформбюро в декабре 1941 года как "наиболее отличившиеся" в
боях под Москвой армия К. К. Рокоссовского упоминалась четырежды, Д. Д.
Лелюшенко - трижды, И. В. Болдина - дважды, Л. А.
Говорова - один раз, армия же А. А. Власова, так же как и армии Ф. И.
Голикова и В.И.Кузнецова, не упоминались ни разу. И награждены за бои под
Москвой они были соответственно: Рокоссовский, Лелюшенко, Болдин и Говоров
- орденами Ленина, а Власов, Голиков и Кузнецов - по второму разряду,
орденами Красного Знамени.
В листовке за подписью Власова от 10 сентября 1942 года о его участии в
боях под Москвой говорилось более чем сдержанно, пусковым документом для
создания мифа о "спасителе Москвы" явилась спустя шесть месяцев, в марте
1943 года, пространная листовка, так называемое "Открытое письмо", где без
ложной скромности уже сообщалось: "20-я армия остановила наступление на
Москву:
Она прорвала фронт германской армии: обеспечила переход в наступление
по всему Московскому участку фронта". Эти самовосхваления явились основой
для создания мифа о "спасителе Москвы", впоследствии раздуваемого в книгах
бывших власовцев, энтеэсовцев и теперь в романе Г. Владимова.
Трудно понять, почему в романе Г. Владимова Тула именуется Тулой, Орел -
Орлом, Москва - Москвой, а, например, Киев - Предславлем?.. Зато по
прочтении становится ясно, с какой целью командующие армиями выведены под
весьма прозрачными псевдонимами - генерал П. С. Рыбалко именуется Рыбко,
генерал И.Д. Черняховский - Чарновским и т. д. - и при этом они снабжены
многими подлинными биографическими данными своих прототипов, вошедших в
историю Отечественной войны. Как ни печально, сделано это автором, чтобы
безнаказанно опустить, примитивизировать или мазнуть подозрением достаточно
известных людей. Я не буду здесь обелять выведенного в романе
сверхмерзавцем, истинным монстром прототипа генерала Терещенко - он был не
таким, но чтобы опровергнуть все, что на него навесил автор, не хватит и
газетного листа, однако об одном командующем должен сказать.
В конце войны и в послевоенном офицерстве, в землянках, блиндажах,
палатках и офицерских общежитиях, где после Победы - в Германии, в
Маньчжурии, на Чукотке, на Украине и снова в Германии - я провел шесть лет
своей жизни, очень много говорилось о войне. Каждый офицер в связи с
ранением или по другой причине побывал на фронте под началом многих
командиров и командующих, мы могли их сравнивать, и разговоры в застолье и
на сухую были откровенными, поскольку эти люди нами уже не командовали и
находились далеко. В разговорах этих с неизменным уважением и теплом
нередко возникало имя генерала Ивана Даниловича Черняховского, в неполные
38 лет назначенного командующим фронтом и спустя десять месяцев погибшего
в Восточной Пруссии, причем рассказывалось единодушно о его не только
отличных командирских, но и удивительных человеческих качествах.
В 1943 году моим батальонным командиром был офицер, который, как тогда
говорилось, "делал Отечку" с первых суток от границы в Прибалтике под
началом командира 28-й танковой дивизии полковника Черняховского. С его
слов мне на всю жизнь запомнилось, что даже в эти страшные для нашей армии
недели, в сумятице отступления, под огнем и постоянным авиационным