"Владимир Богомолов. Вечер в Левендорфе" - читать интересную книгу автора

Он вяло, с какой-то обреченностью махнул рукой. Хотя Натали, в упор не
замечая, а точнее, игнорируя меня, раз за разом танцевала именно с этим
старым, невзрачным, лысоватым человеком, он был старше меня лет на двадцать
я не испытывал к нему и малейшей неприязни.
Идемте, я взял его за локоть и вывел на неширокую асфальтовую дорогу.
Вы сами дойдете?
Я нэ пияный, всхлипнув, сказал он и, невесело глядя мне в лицо, снова,
как великое откровение, доверительно сообщил: Всэ-таки самый хароший чэлавэк
шашлык и кружка пива!
И поворотясь, медленно, нетвердо ступая, двинулся по дороге в сторону
госпиталя.
Меж тем прекрасная майская ночь была полна жизни: в большинстве
коттеджей светились окна, по-прежнему слышались звуки патефонов, гитар,
пение и пьяные возгласы, где-то неподалеку звучала гармонь.
В безрадостном раздумье я стоял у ограды памятника. Метрах в сорока по
правой стороне улочки находился небольшой гараж, где мною был оставлен
мотоцикл; рядом, в том же палисаде, светилась застекленная, заросшая по
краям вьющейся зеленью веранда, там, за круглым столом, под оранжевым, низко
висящим абажуром играл в преферанс Арнаутов. Я знал видел трижды
его неизменных партнеров: военного прокурора дивизии майора
Булаховского и двух госпитальных медиков пожилого, седоватого подполковника
с хмурым костистым лицом и капитана, тоже немолодого, курносого, с короткими
рыжими волосами на круглой как шар голове.
В этом коттедже у старой немки квартировала Нина Алексеевна женщина
майора Булаховского, капитан медслужбы, среднего роста, очень ладная и
чистенькая, лет тридцати блондинка, белозубая, с добрыми серыми глазами. В
прошлые разы она приветливо и щедро поила меня замечательным душистым чаем с
домашним кексом и немецким вареньем из райских яблочек. Теперь, после
выпитого спирта и нервного напряжения, пережитого при общении с Галиной
Васильевной, жажда мучила меня, но о появлении там, на веранде, или в любом
другом доме с двумя оторванными пуговицами, точнее, с расстегнутой по сути
дела ширинкой не могло быть и речи.
Стрелки на светящемся циферблате показывали без нескольких минут
двенадцать, еще часа два, а может, и три надо было кантоваться в этом
злополучном Левендорфе, ожидая, когда освободится Арнаутов. Часа два как
минимум: я знал, что он мог просиживать за преферансом и до рассвета.
Десятки, а может, и сотни раз я слышал и читал о предчувствиях,
различных приметах и предвестиях, но у меня в тот вечер и в те поистине
поворотные в моей жизни сутки ничего подобного не было. К полуночи
всесильное колесо истории уже накатило, навалилось на меня всей своей
чудовищной тяжестью, однако я ничего не ощущал. Распитие метилового спирта,
как потом установило следствие, началось сразу после моего отъезда из роты,
то есть примерно в три часа дня, и первые четверо отравившихся были
доставлены в медсанбат дивизии где-то около семи часов вечера, а ближе к
одиннадцати, когда Галина Васильевна, унижая мое офицерское достоинство,
принудительно с применением силы заталкивала тугой, огромный сосок своей
могучей груди мне в рот, Лисенкова уже более двух часов не было в живых, а
Калиничева еще пытались спасти, был разыскан и прибыл армейский токсиколог,
подполковник медслужбы, до войны будто бы профессор, по фамилии Розенблюм
или Блюменфельд блюм там было, это точно. Калиничева тянули с того света