"Михаил Болотовский. Телеграмма" - читать интересную книгу автора

Но тут мы подъехали к стеклянному вестибюлю десятиэтажного корпуса
писательского Дома, и разговор о дубленках прервался, так толком и не
начавшись. Теща и сестра тещи Петрова сидели на мокрой скамейке у дверей и
курили "Беломор". Сутулая спина самого Петрова виднелась за стеклами - у
стола администратора.
- Пионер-первопроходец, - злобно сказал Гурко. - Теперь стол у окна
займет.
Столы у окна были в Доме творчества в цене: там сидели секретари Союза,
и обслуживались эти столы в первую очередь. Роскошный вид на елово-сосновую
рощу наполнял эту привилегию еще и эстетическим содержанием.
Затащив чемоданы под козырек подъезда, мы отправились к
администраторской стойке, от которой только что отчалил удовлетворенный
Петров.
Возникла небольшая заминка - кого пропускать вперед.
- Пропустите меня, - попросила Самохина. - Мне надо поскорее
записаться на грязевые ванны.
Вслед за тем обнаружились неотложные дела у Гурко.
- Хочу поскорее проверить бар. Да и биллиардную, - доверительно
признался он. - Не закрыли ли при покойнике?
Покойником он называл Андропова.
Короче, мы оказались последними, и мне даже стало чуть обидно. Ну да, я
молодой литератор, моложе всех этих блядей... но я, в конце концов,
секретарь семинара Союза писателей. Лауреат. Пусть не Ленинской премии, не
Государственной. Пусть московской городской. У Самохиной с Гурко и городской
нет. Но тут жена потащила меня к газетному киоску, где чудесным образом
нашлась свежая "Литгазета", и я успокоился. Ладно. В конце концов, место у
окна мне не больно-то и нужно.

2

Десятиэтажный корпус, именуемый в просторечье "главным", был пуст -
там бушевал капитальный ремонт. Советских писателей расселяли по коттеджам.
Нас отправили - согласно литфондовской разнарядке - в фиолетовый
двухэтажный домик с мансардами. Побросав в шкаф вещи и полюбезничав с
сестрой-хозяйкой, мы пошли на море.
Море бушевало. То есть штормило. Короче, немного волновалось. Все-таки
Балтика, на большее она не способна.
Пляж был почти безлюден. Вдоль береговой линии, заложив руки за спину,
смахивая одновременно ростом, осанкой и позой на Петра Первого, пружинистой
походкой шел писатель Петров. Вид его был мрачен. Теща и сестра тещи,
расстелив на песке казенное верблюжье одеяло, сидели под деревянным грибом,
хотя ни солнца, ни дождя в природе не наблюдалось. Видимо, они расположились
там из предусмотрительности.
Увязая в маленьких барханах, мы пересекли пляж и вышли на затвердевшую
от влаги полоску песка у самой воды. Рядом маршировал Петров.
- Погода не радует, - с фальшивой грустью в голосе заметил я.
Петров остановился, посмотрел на меня уничтожающим взглядом и досадливо
махнул рукой.
- Какая еще к черту погода, - сказал он. - Жизнь не радует.
И двинулся дальше.