"Михаил Болотовский. Телеграмма" - читать интересную книгу автора

фадеевоведом. Собрание ее трудов занимало на любой библиотечной полке вдвое
больше места, чем книги самого Фадеева.
- Конфеты к чаю, - сказала она.
Гурко и Галимов занервничали.
- Мне кажется, кто-то говорил про пельмени, - начал князь.
- Сварю сейчас, - почему-то обиженно отозвалась Степанида.
Пельмени она сварила в электрическом чайнике. Чайник яростно
подпрыгивал, и казалось, что он вот-вот взорвется. Из носика валил
пельменный пар. На столе появились тарелки и стаканы.
Потомок фельдмаршала оживился, а в глазах Галимова появился холодный
блеск несокрушимой решительности.
- Ах, почему обязательно водка? - с укоризной спросила Кобзарь. -
Неужели нельзя просто попить чаю?
- Мы попьем чаю, - заверил ее Гурко. - Только сначала водочки
немножко примем. Ваш Фадеев, знаете, тоже ударял.
- Да, но чем это кончилось?
- А чем это кончилось? - с неожиданным злорадством переспросил
потомок фельдмаршала. - Вы в своих книжках только о скоропостижной кончине
пишете. Нет бы написать, как покойничек квасил и как застрелился спьяну. В
назидание потомкам.
- Не трогайте Фадеева! - дрожащим голосом запела Кобзарь. - Он
пил... да, он пил, но он пил не так, как вы! И по другой причине!
Галимов встал с койки и нежно обнял ее за плечо.
- Римма! - проникновенно сказал он. - Все мы пьем по другой причине.
По одной причине долго пить нельзя.
Кобзарь помолчала, а потом сказала:
- Налейте, что ли, и мне... С волками жить...
Быстро выпили по первой, тут же разлили по второй. Степанида не
успевала выгребать пельмени из чайника и раскидывать их по тарелкам.
- Хорошо у нас, - сказал Гурко. - Почаще бы собираться.
- Только вот Кондаков что-то не идет, - заметил Провский, жуя
пельмень. - Пора бы ему, второй час скоро.
Напоминание это, однако, не подействовало на Степаниду удручающе.
- Придет, куда он денется, - легкомысленно сказала она. - А мы тут
пока телеграмму Пуладику допишем. Я даже начало придумала. - И она извлекла
из-под чайника смятый листок. - Вот. Мы пишем вам с морского побережья, где
шелест волн напоминает о шелесте струн вашей гитары.
- Сказано с душой, - кивнул Провский.
- Да, это поэтично, - согласилась Кобзарь.
- Вы прошли славный путь, - затараторила воодушевленная Степанида. -
В отличие от многих сверстников, Вы вернулись с войны живым... Балаховский,
не корчи рожи... Ваши песни стали мерилом человеческой порядочности...
тра-та-та, неразборчиво... ага, отзывчивости, доброты. Сегодняшнее
возрождение Арбата, свидетелями которого мы становимся, стало результатом
пробужденного ими общественного интереса к проблемам одной из старейших улиц
города.
- Надо только уточнить, какого именно города, - вставил Галимов. -
Не все в Москве живут. В Уфе, например, нет Арбата.
Дальнейшее молчание становилось неприличным.
- Позвольте! - начал я.