"Владимир Болучевский. Двое из ларца " - читать интересную книгу автора

мало ли что. Через пару дней мне железно надо ложиться, чтобы успеть к
отлету. Если я... ну, заколбашусь или еще что, ты меня хоть силой, но
уложи, ладно? Я у Наташки своей бывшей ключи от квартиры взял, она в Москву
улетела к хахалю какому-то, я там пока и поселюсь. Что мне тебя-то
стеснять? Телефон, адрес помнишь? Ну вот... Слушай, я тут такую девку
зацепил, я поеду, а? Да! Анекдот такой: приходит мужик с жуткого бодуна в
магазин на Ракова, а тот закрыт. Час где-то нужно перетоптаться. Ну, он-в
Русский музей. Подходит к великому полотну бессмертного, нет, наоборот, к
бессмертному полотну великого Карла Брюллова "Последний день Помпеи", стоит
возле него, смотрит, смотрит, а потом хватается руками за голову и стонет:
"Все попа-а-дало-о-о..." А? Ну, пока, я отзваниваться буду.
И вот сегодня, часа в три ночи, раздался в доме у Гурского телефонный
звонок:
- Сашка, я умираю. Приезжай, если можешь, немедленно. Я у себя на
Черной речке, дверь не запираю...
Александр поймал такси и минут через пятнадцать, войдя в квартиру
бывшей жены Лазарика, наблюдал следующую мизансцену: стол в комнате был
опрокинут, одежда разбросана, стекло внутренней рамы большого окна выбито,
все вокруг заляпано кровью, на диване, голый по пояс, с полуспущенными
брюками лежит Мишка, а на спине у него и на левом боку резаные раны
кровоточат.
Адашев немедленно вызвал "скорую". Потом еще раз обвел взглядом
комнату, подумал и вызвал милицию.
Обе службы быстрого реагирования подъехали одновременно, минут через
сорок. Все это время Мишка лежал на диване совершенно неподвижно, не
подавая никаких признаков жизни.
Трое стражей порядка, стоя у двери, оглядывали разгром, а
представитель бригады эскулапов склонился над бездыханным телом, коснулся
артерии на шее, нащупал пульс, а потом попытался произвести какие-то
манипуляции с ранами на спине.
Лазарский замычал от боли, приподнял голову и, не открывая глаз,
совершенно внятно произнес, ни к кому не обращаясь: "Какого хера?.."
Для милицейского наряда это как будто послужило паролем, сигналом к
действию. Старший из них, офицер, шагнул к дивану, похлопал лежащего по
щекам, приподнял его голову и стал громко, как у глухого, спрашивать:
- Что тут у вас произошло? Вы слышите? Что произошло? Вы знаете этого
человека? - Он указал на стоящего рядом Адашева-Гурского. - Вы его знаете?
Лазарский приоткрыл мутные глаза, попытался было пьяно улыбнуться, но
вместо этого болезненно поморщился и сказал:
- Этого? Конечно... Он вор, бандит и убийца, арестуйте его немедленно!
Потом он попытался еще что-то сказать, но у него уже ничего не
получилось, он ткнулся носом в диванную подушку и опять заснул сном
смертельно пьяного человека. Офицера, по всей видимости, учили, что любое
преступление необходимо раскрывать по горячим следам, посему на руках
ничуть не готового к такому повороту дел Александра Васильевича
Адашева-Гурского защелкнулись наручники.
Доктор остался хлопотать над телом Лазарского, а Гурского упаковали в
автомобиль, где дверцы изнутри не открываются.
И вот теперь он сидел на нарах и рассуждал о том, что вдруг, не дай
Бог, конечно, Лазарик скрипнет? Что тогда, пятерик или химия? И то, и