"Юрий Бондарев. Игра (Роман)" - читать интересную книгу автораотъезда во Францию.
- А, заходи, заходи, парижанин! - проговорил грудным басом Балабанов, против обыкновения сидя за столом, не подымая ежеподобной головы от бумаг, которые вроде бы сосредоточенно читал, и рукой махнул на кресло против стола. - Прошу. С приездом. Остальные послезавтра прилетают? Н-да-с. Поздравляю с международным призом. Капитализм гнилой отметил, и слава богу. Пусть чихают и утираются. Ну а что раньше времени прискакал, Вячеслав Андреевич? Париж есть Париж: модные женщины, роскошные витрины, бары, кальвадос... - продолжал он гудящим голосом, углубленный в бумаги, прикрывая опущенными бровями крошечные глаза. - А ты раньше сроку! Неясно-с. Игривый город, игривый... Н-да-с! И Крымов, увидев эту фальшивую занятость, равнодушное небрежение, чего даже в намеке нельзя было представить совсем недавно, сел в кожаное кресло и нетерпеливо поморщился при последней фразе Балабанова: - Кто-то хорошо сказал о Париже: город городов... - Бары, витрины, кальвадос - ребяческая сказка для взрослых дураков, - с досадой перебил Крымов, бросая недокуренную сигарету в чистейшую пепельницу на столе Балабанова, наполненную скрепками. - Вы, насколько я понимаю, серьезно заняты, Иван Ксенофонтович? Может быть, зайти, когда вы освободитесь от увлекательного чтения? Назначьте время - я подожду. - Н-да-с, дорого куплен контрабас... Н-да-с, все мы дураки. Балабанов раздвинул одутловатые веки и астматически задышал, засучивая рукава сорочки, как для борьбы, недовольно повел раскосмаченными бровями в сторону пепельницы, затем, словно дохлую мышь, взял двумя пухлыми пальцами окурок и бросил его в мусорную корзину под столом, поплевал на пальцы. напоминающе и в настороженной рассеянности пошевелил бумаги на столе. - Чем же мне обрадовать вас, многоуважаемый Вячеслав Андреевич? Очень хотел бы обрадовать, очень, но - чем? - Ничем сверхъестественным, - ответил Крымов, еще не вполне догадываясь о причинах этой сухости и уклончивости Балабанова. - Раньше срока я приехал из игривого, как вы заметили, города только потому, что через месяц начинаются съемки моей картины. Меня интересует сейчас главным образом только это, - договорил Крымов, подчеркивая нежелание подделываться под что-то неясное, сложившееся в его отсутствие, и, подчеркнув интонацией "только это", продолжал официально-любезным тоном: - Надеюсь, Иван Ксенофонтович, на студии не изменилось отношение к моему сценарию? Если изменилось, то в чем? - Всею душою хотел бы вам помочь, всею душою... - Балабанов с полуопущенными веками перебирал скрепки в пепельнице. - Но... Неужто вы не понимаете? - Я хочу понять, - с тихой досадой произнес Крымов, - что вы решили с моей картиной, черт возьми? - Н-да-с, позволю огорчить к общему сожалению. - Балабанов опять астматически, свистяще задышал, засучивая рукава на бревнообразных волосатых руках. - Как вы можете, Вячеслав Андреевич, снимать картину сразу после таких трагических обстоятельств, вы уж меня извините?.. После гибели Ирины Скворцовой... у вас нет главной героини. На грешную землю опуститься придется. Н-да-с, дорого стоит контрабас! - Оставьте свои контрабасы, Иван Ксенофонтович, - сказал Крымов сухо. - |
|
|