"Юрий Бондарев. Игра (Роман)" - читать интересную книгу автора

- Абсолютно, - сказала она и захлебнулась слезами, прерывисто втягивая
воздух носом, спросила сжатым голосом: - Слышите?
- Что? - Он обратной стороной пальцев вытер жаркие ниточки слез на ее
щеках. - Ну зачем это?
- Слышите, какая тишина в доме? Метель... и какая тишина...
- Да бог с ней, с тишиной.
- Нет, нет. Тишина - это, знаете... какой-то странный звук, похожий на
звук несправедливости и смерти.
- Вы еще ребенок, Ирина, и вам еще многое предстоит узнать.
- Думаете, я не знаю, что такое несправедливость? И неудача?
- Ответьте искренне: как вы живете, Ирина?
Но она уже молчала, слезы высохли на ее устало прикрытых ресницах, и
подрагивали брови, точно в дреме она прислушивалась к чему-то сокровенному,
недоступному ему, а он думал, что надо прекратить эту добровольную пытку,
расстаться с этой милой девочкой, которая влекла его беспомощной хрупкостью,
какой-то неразгаданностью своей жизни.
Каждый раз она встречала его то с открытым восторгом, то с серьезной
взрослостью, глаза ее то влюбленно, то грустно лучились, и порой синие круги
скрытого недомогания проступали под ними. Иногда, по-видимому, не один час
прозанимавшись у балетного станка, она лежала на диване, одетая в спортивный
костюм, и, не вставая, печально улыбалась, рассматривала его лицо, но едва
он пробовал заговорить, ладонью прикрывала ему рот, просила шепотом: "Не
надо, давайте сегодня помолчим". Он не раз заставал ее в задумчивой
рассеянности с книгой, погруженную в одиночество, отрешенную от всего мира.
Иногда же ее охватывало ребяческое веселье, и она, оживленная, с блестящими
глазами, тянула его на люди, в толпу, в Центральный парк культуры, к
которому у нее была ребяческая привязанность из-за "чертова колеса" и
"комнаты смеха", в загородаые рестораны (чтобы случайно не встретить
знакомых из театра), где учила его современному року, не стесняясь никого и
привлекая общее внимание дерзкой молодостью, гибкостью, светлыми, почти
белыми волосами.
И все-таки он не знал, как она жила и чем жила. Ирина никогда не
напоминала о своей травме, не позволяла Крымову наблюдать за своей
тренировочной работой у станка и, казалось, почасту занималась чем-то
посторонним и лишним. Однажды он пришел на Ордынку в седьмом часу вечера и
застал ее за необычным занятием. В спортивном костюме она лежала на полу,
вокруг валялись справочники по тригонометрии, таблицы Брадиса, листки
бумаги, исчерченные углами и линиями, а она, подперев щеку, писала формулы в
школьной тетради, то и дело восклицая:
- Косинусы, синусы! Гадость какая!
Он, развеселившись, спросил, что происходит в этом доме, она возмущенно
ответила, что решает тригонометрическую задачу, которую когда-то по причине
полной ненависти к формулам не решила на контрольной работе в девятом
классе, и, ответив, сейчас же смешала листки, закрыла таблицы, хмуро
покусала кончик карандаша.
- Контрольная по тригонометрии иногда снится мне как кошмар. Я хочу
отделаться от него и не могу. А кошмар случился в день моего рождения
несколько лет назад. - Она досадливо щелкнула пальцами. - Кстати, у меня
сегодня торжество. Останьтесь. Увидите моих знакомых - актеры, художники,
всякие милые хулиганы...