"Юрий Бондарев. Непротивление (Роман)" - читать интересную книгу автора

ухватывая папиросу в портсигаре. - Тыловая крыса в прическе. Туда же еще
прет, антиллегентская витрина небитая.
Кирюшкин похлопал Твердохлебова по его просторной спине, счел нужным
пошутить, чтобы снизить накал:
- Сократи свои речи, Миша. В старых романах писалось приблизительно
так: он засучил рукава и много раз кряду залепил ему по морде. Рукава не
засучивай, а пей водку и закусывай бутербродами. Не подставляться! -
повелительно сказал он, закуривая. - Но... и не изображать простодушное
народонаселение. Палец в рот никому не класть - до ушей сгрызут. Но и
держать знамя вольных рыцарей духа, свободных как ветер! Где они, женщины с
безоблачным взором? - сказал он уже иным тоном, обводя дерзко прищуренными
глазами комнату.
Он нашел Людмилу в группе танцующих: весь грозно-сосредоточенный, с
усердным щегольством, ее вел, подчеркивая па "танго", то мелкими, то
крупными шагами, пожилой человек с толстыми, брезгливо взъерошенными
бровями, с клетчатой бабочкой и в клетчатых брюках, кажется, художник,
хозяин квартиры. Кирюшкин сказал:
- Вот еще один интендант. Возможно, заправский кавалер. Но -
дряхлолетний. Того и гляди из штанов выпрыгнет. Смотрю на него с чувством
глубокого сожаления и скорби. Но - прыток...
- Ты что-то шпаришь сегодня по-книжному, как Эльдар по Корану, - сказал
Александр.
- Эльдар показывает пример, - отшутился Кирюшкин. - Читал всю ночь
классику, чтобы поумнеть и понежнеть. А потом учти, дорогой Сашок, я ведь
книжник. И бывший скубент, как говорили извозчики в прошлом веке. Кстати - с
Эльдаром были на одном курсе. Как фронтовик был легко принят на первый курс
ЭМГЭУ, но ушел через полгода на вольную жизнь. Тебе это понятно?
- Не могу ответить.
- Да это и не имеет значения. Я да, наверно, и ты стали за войну
вольными птицами. Так, что ли? Хозяевами своей судьбы. Несмотря на приказы,
подчинение и прочее. Согласен?
- Пожалуй.
- Так полетаем еще вольными птицами.
Кирюшкин говорил все это беспечно, держал под руку Александра,
направляясь с ним к толпе, топтавшейся вокруг патефона, затем отпустил его,
наставительно сказал:
- Действуй, Сашок, - и направился к Людмиле. А ее, послушную, заметно
побледневшую от волнения, поворачивал и вращал со свирепым упоением художник
в клетчатых брюках, клетчатая бабочка его болталась, как уши на жилистой
шее.
- Извините за вторжение, Евгений... мм... Григорьевич, -
утонченно-воспитанно произнес Кирюшкин, задерживая их танец знаком руки. -
Мне необходимо конфиденциально поговорить с Людмилой. Надеюсь, Евгений
Григорьевич, вы меня простите за столь несветское вмешательство.
"Он серьезно или это вежливая издевка, какое-то актерство? - подумал
Александр. - Нет, этот парень не так прост. Вчера он показался мне отчаянным
артиллеристом, уверенным в себе фронтовым старшим лейтенантом, которому
после войны и море по колено, а сейчас - это чистый тыловой мальчик,
чересчур модный в этом черном пиджаке и белых брюках. Как он ловко и красиво
произнес "столь не светское вмешательство"!