"Юрий Бондарев. Непротивление (Роман)" - читать интересную книгу автора

три с половиной папиросы, купленные с рук... Дожил, лейтенант..."
Нет, окончательно он еще "не дожил", еще сохранилась недокуренная пачка
"Примы", которую купил вчера на Дубининском рынке, продав комсоставский
ремень; после удачной этой продажи можно было оставить деньги матери и
выпить пива и съесть сосиски в забегаловке.
Он нащупал в кармане пачку сигарет и, почти успокоенный табачным
богатством, которого хватит ему на сегодня, закуривая, остановился под
липой, обдавшей лиственной духотой.
В банном воздухе улицы, пропитанном испарениями асфальта, запах бензина
от зажигалки был неприятен, вкус сигареты ядовит, Александр поморщился,
разминая сигарету, и тотчас услышал неясный щелчок, затем тоненький вскрик,
заставивший его быстро поднять голову, как если бы ударили кого-то, причинив
неожиданную боль.
Впереди улица была пустынной, но около фонарного столба в тени лип он
увидел полную женщину с искаженным лицом, в ужасе склонившуюся над девочкой
лет семи, тонконогой, беленькой, с большим ранцем за слабыми плечами.
Девочка эта, вскрикивая, тихонько плача, трясла оголенной ручкой, будто ее
оса укусила, а ручка заплывала чем-то красным, скользящим по кисти, по
пальцам, и Александр сначала не понял, что это кровь.
"Что такое? Что там случилось?"
Он ускорил шаги, а полная женщина у фонаря, закидывая назад голову,
хваталась за виски, причитала дурным голосом:
- Господи!.. Кто-то стрелял! Ее хотели убить! Ее ранили, пробили
ручку!.. Злодеи, убийцы! За что? За что? Убийцы-и! Господи, Господи, за что
Ниночку?..
Когда он подбежал, девочка, иссиня-бледная, глядя на женщину сквозными
от страха глазами, с жалобным стоном все трясла ручкой, стряхивая кровь на
тротуар, и Александр сразу увидел маленькую рану выше ее кисти и поразился
этому постаныванию девочки: так в госпиталях стонали раненые солдаты по
ночам, вспоминая во сне тупой удар пули в тело, еще не принесший боль, но
уже испугавший видом крови.
- Кто стрелял? Откуда? - крикнул Александр, оглядываясь на балконы, на
окна дома на другой стороне улицы, сплошь залитой солнцем, и в этот миг
звонкий щелчок ударил в фонарный столб слева от его головы и где-то на той
стороне среди блещущих стекол, загороженных тополями, появилось и исчезло
что-то белое, похожее на рубашку, донесся чей-то истошно-визгливый крик:
"Мимо!" - потом оттуда вырвался истерический женский смех и захлопнулось
окно, оборвались звуки радиолы, которые до этого плыли, чудилось, отдаленно
в жаре улицы.
Верхушки тополей загораживали окна до шестого этажа, и Александр не
уловил четко, где появилось и исчезло белое пятно, на четвертом или пятом
этаже, откуда донесся крик и истерический смех, но только безошибочно было,
что стреляли именно с этих этажей, - и эти крики сверху, и смех, и
приглушенная захлопнутым окном радиола горячо опахнули его чем-то душным,
сумасшедшим, как недавний случай на площади Маяковского, когда пехотный
майор без всякой причины открыл огонь по толпе у входа в метро и, выпустив
всю обойму, швырнул пистолет под колеса троллейбуса и обезумело кинулся на
бежавшего к нему какого-то военного, рыча по-звериному дико.
- Здесь аптека! За углом! Туда, туда! Это ваша дочь? Да снимите же
ранец, наконец! - крикнул Александр женщине, с судорожным плачем хватавшей