"Юрий Бондарев. Непротивление (Роман)" - читать интересную книгу автора

- Яс-сно, - протянул Александр. - А на ком смертный грех? На Лесике?
Никто не ответил ему.
Все молча сидели за столом, нехотя мяли во рту, посасывали ягоды, в
раздумье поглядывали на массивный портсигар, выделяющийся золотым бугром, на
котором проступала затейливая монограмма, усыпанная синими камнями. И это
молчание в душной тишине, пропахшей жареной коноплей, мучительно страстное
воркование голубей, их возня на потолке и в нагуле, и неуспокоенно-злобный
вид, набухающие желваки на монгольских скулах Логачева, который механически
жевал смородину (он, должно быть, матерился про себя и иногда свирепо
сплевывал), и произошедший враждебный разговор между Лесиком и Кирюшкиным -
все это уже действовало на Александра раздраженно, будто нежданно оказался
среди людей, совсем чуждых ему, связанных не только логачевской голубятней,
но и чем-то другим. И вместе с любопытством к этим не очень понятным парням
появилось чувство неопределенной опасности, что бывало в разведке осенними
ночами, в дождь и грязь, когда поиск шел наугад, без маломальских данных.
"Что за смертный грех? Чей? Почему я был искренен с Кирюшкиным? Знаю ли
я его? Нет! Да какое мне дело до их портсигарных распрей!.."
- Общий привет, - сказал Александр, подымаясь из-за стола. - Вскользь
познакомились. Авось увидимся в забегаловке.
Кирюшкин проговорил с ироничной грустью:
- Кто может знать при слове "расставанье", какая нам разлука предстоит.
Что ж, пошли, провожу.
И он подхватил портсигар со стола, сказал:
- Эта штука пока будет у меня, как в сейфе. Возражений нет?
- Какие тут возражения к реповой бабушке? - ответил Логачев, сурово
насупясь. - Только совет бы мой послушал, Аркаша. Пущай ходит с тобой
Мишка-"боксер". Лесик - волк, со спины, сволочь, нападает. И финкой в шею
али в почки бьет. Убивец. Знаю. До войны он сидел. Да война спасла.
Кирюшкин в некоторой задумчивости откинул полу своего кремового
американского пиджака, извлек из ножен финку, поиграл ею, как игрушкой.
- Это перышко тоже ничего, - сказал он и подмигнул Александру. - Но мы
мокрыми делами не занимаемся, Сашок.
- Не всегда будет мрак там, где теперь он густеет, - вставил Эльдар,
аккуратно выбирая кисточку смородины. - Волк меняет шкуру. А Лесик не меняет
ни шкуру, ни душу. Замышляйте замыслы, но они рушатся, говорите слово, но
оно не состоится, ибо с нами Бог!
- Во! Наговорил наш поп и мулла - вагон и маленькую тележку! -
восторженно загремел грудным басом "боксер" Твердохлебов и ручищами поскреб
затылок. - Люблю, когда Эльдарчик балабонит про святых. Ни бельмеса не
поймешь, а красиво, навроде в книге. Одно слово - студент. Филосо-оф!
Застегивая длинный пиджак, оправляя его на своей худощавой фигуре (по
жестам его можно было определить, как он ладно и ловко носил
обмундирование), Кирюшкин сказал Эльдару добродушно:
- Длинные волосы я вижу, но философа не вижу. Бог к дуракам не спешит
на помощь. Поэтому на Бога надейся, а сам не плошай. За мной, Мишук, не
ходи, - посоветовал он Твердохлебову. - Нет ничего глупее холостых выстрелов
и злорадного смеха противника. С Лесиком я готов встретиться где угодно.
Ради интереса. Ну, двинем, Сашок. Провожу до угла. Мне на Татарскую!

Они шли по выжженной солнцем пустынной улице в тени лип. Кирюшкин молча