"Борис Бондаренко. Остров" - читать интересную книгу автора

добавил он, подумав, но Дарья Андреевна поняла, что сказал он это только для
того, чтобы ее утешить. Кивнула головой, соглашаясь с ним, а про себя
подумала: "Эх ты, несмышленыш... Легче будет... Плохо же ты знаешь, что
самое трудное на свете..."
Сама она слишком хорошо знала, что самое трудное в жизни - это
ожидание, но ничего не стала говорить им. И в оставшиеся предотъездные дни
старалась не показывать сыновьям своей печали, своего беспокойства, и они
ничего не замечали - жили они уже другой, предстоящей им жизнью, и тревога
матери за них была непонятна им: чего им бояться, таким здоровым, молодым,
сильным?

4

Прошло и три года, и пять лет, а сыновья не только не вернулись совсем
к Дарье Андреевне, но уже и не заговаривали об этом. Аккуратно присылали ей
деньги, раз в месяц по очереди писали письма и каждый год, под зиму,
приезжали к ней. Да что это были за свидания... Случалось, что видела их
мать считанные дни, да были еще долгие зимние ночи сразу после приезда,
когда сыновья отсыпались, и потом, когда они, пьяные, с трудом добредали до
дома, прямо в одежде заваливались спать, - у Дарьи Андреевны не хватало сил
поворачивать тяжелые тела и раздевать их, - и отечные их лица, нередко
покрытые синяками и ссадинами, полученными в пьяных драках, могли бы вызвать
отвращение у всякого постороннего, кто смотрел бы на них, но только не у
нее, матери... И Дарья Андреевна часами просиживала между двумя постелями,
смотрела то на одного, то на другого. Сильно изменились сыновья за эти годы.
Погрубели, ожесточились их лица, просоленные ветрами всех дальневосточных
морей, охрипли голоса, кожа на ладонях задубела, ходили они враскачку,
излишне твердо упираясь в землю ногами. Изменилась речь - слушая их разговор
между собой, Дарья Андреевна иногда только головой качала: чуть ли не каждое
второе слово было непонятно ей, да и те, что понимала, не всегда
укладывались в привычный смысл. Что, например, могло означать "намотать на
винт", если это относится не к пароходу, а к человеку? - думала она и как-то
спросила об этом у Геннадия. Тот смущенно покрутил головой и нехотя ответил:
- Да так, ерунда...
Случалось, приезжали братья домой такими усталыми, что разуться в один
прием не могли, и Дарья Андреевна становилась на колени и стягивала с них
сапоги. В первую неделю сил у братьев не хватало даже на пьянство - выпивали
вечером по стакану водки и валились в постель, беспробудно спали по десять -
двенадцать часов. В эту первую неделю Дарья Андреевна каждый день топила
баню, и братья часами отогревались на полках, ожесточенно хлестали друг
друга вениками, долгими зимними вечерами отлеживались на горячей русской
печи, дымили в низкий потолок папиросами, не спеша расспрашивали мать о
деревенских новостях, иногда и сами рассказывали кое-что, - но редко и
мало, - а Дарья Андреевна гнала со двора дружков-собутыльников, прослышавших
об их приезде и нетерпеливо утаптывавших тропинки к дому в ожидании гулянок
и даровых выпивок. И дружки дожидались своего часа - приходил день, когда
братья влезали в шубы и валенки и вразвалку двигались к магазину, обрастая
по пути ребячьей толпой, радостно взвизгивавшей в ожидании конфет и всякой
прочей сладости. Братья начинали с того, что брали под мышку по ящику водки,
набивали карманы флаконами с духами, цветными платками и всякой подобной