"Филипп Боносский. Долина в огне " - читать интересную книгу автора

зажат между Медовым холмом и навалами шлака вдоль железнодорожных путей,
милях в трех от холма. На западе поселок упирался в свалку, посреди которой
стояла большая, с высокой кирпичной трубой, печь для сжигания мусора и
отбросов. На востоке Литвацкую Яму замыкали железнодорожный мост и завод.
У подножья холма причудливо извивались четыре главные улицы: Горная
авеню, авеню Вашингтона, улица Вандербильта и Кукушкин переулок. Пересекая
их, ко Рву спускались Тенистая улица, авеню Карнеги, авеню Меллона и два
переулка: Нижний и Цветочный.
С вершины холма Бенедикт мог разглядеть свой родной домишко и начальную
светскую школу; чуть подальше стояла церковь св. Иосифа, приходская школа и
дом священника, а за ними монастырь. Все эти строения сгрудились у подножья
Медового холма - там, где начиналась Горная авеню.
Бенедикту казалось, что перед ним целый мир: в нем пролегал Большой
Ров, полный шахтных вод, стекающих сюда со всей округи; вдоль откосов
Северной железной дороги высились горы шлакового отвала, а по путям бегали
вагонетки, в которых с завода вывозили раскаленный шлак. Была здесь и
заброшенная фабрика, где раньше обогащали руду; за ней лежал пруд, а за
прудом начинался лес и тянулся так далеко, что Бенедикт и представить себе
не мог, где же он кончается. В той стороне виднелись старые заброшенные
шахты, в их бездонных шурфах зловеще поблескивала вода.
Бенедикт задумчиво улыбнулся и по длинной деревянной лестнице начал
спускаться в Литвацкую Яму. Он точно знал число ступенек в каждом пролете;
сотни раз он их пересчитывал, - всего их было триста сорок восемь. Он и
сейчас считал ступеньки, - медленно, каждый раз прищелкивая языком и
перебирая четки, но порой сбивался. Когда-то он решил сделать эту лестницу
"лестницей молитв", - на каждую "Богородицу" приходилось по десять секунд,
подъем занимал ровно час. А спускаясь вниз, он читал "Отче наш...", "Во имя
отца и сына..."
В наказание за ложь он однажды заставил Джоя подняться, читая вслух
молитву, до самой верхней ступеньки.
Пусть на свете не будет бедных, хоть и грех желать богатства! Сам он
тоже был беден, но дело не в нем: он и хотел быть бедным. Священнику не
нужны земные блага.
Бенедикту казалось, будто солнечный луч проник в него и осветил
изнутри, пронизывая тело.
На половине лестницы он увидал мистера Донкаса; тот лежал на спине,
широко разинув рот, пьяный. На лбу у него красовалась ссадина. Бенедикт
наклонился над ним и забормотал молитву, но только он хотел перекреститься,
как мистер Донкас открыл глаза и схватил мальчика за руку.
- В карман залезть хочешь? - заорал мистер Донкас.
Он так скрутил руку Бенедикта, что у мальчика перехватило дыхание, а на
глазах выступили слезы. Еще немного, и он бы не вытерпел и закричал, но
мистер Донкас внезапно отпустил его.
- Я помолюсь за вас, - пролепетал Бенедикт и поплелся вниз по лестнице.
Донкас что-то прохрипел ему вслед, перевалился со ступеньки на землю и
на этот раз заснул среди одуванчиков.
Солнечное сияние померкло для Бенедикта.
Он всхлипнул, внутренне восставая против унижения, против боли.
"Господи! - молился он сквозь стиснутые зубы. - Испытай меня! Ниспошли
мне еще горшие страданья, испытай меня, о господи!"