"Крылья любви" - читать интересную книгу автора (Мецгер Барбара)

Глава 8

Леди Кормак явилась прямо в тот же день после полудня. Она появилась так неожиданно, что Джини не успела подготовиться. Она сказала горничной, чтобы та попросила лакея передать просьбу дворецкому проводить гостью в парадную гостиную. Так принято было в «больших домах» Мейфэра – вместо того, чтобы прокричать поручение с верхней лестничной площадки вниз, в прихожую. Этот последний способ был более легким, однако считался недопустимо вульгарным. Дворецкий от него пришел бы в состояние шока.

Джини тем не менее нарушила правила этикета, вынудив свою бывшую свекровь дожидаться довольно долго в гостиной появления хозяйки дома, но тут уж ничего нельзя было изменить. Дело в том, что ее желудок взбунтовался, и вся она еще дрожала нервной дрожью после чересчур бурного вальсирования с Ардетом. Да и одеться она хотела как можно более изысканно, чтобы ничем не напоминать ту испуганную девчушку в подержанном платье, какой она выглядела во время своего первого венчания.

Джини оделась в черное. Вообще все ее новые платья были темного цвета. По крайней мере никто не упрекнет ее в том, что она одевается как женщина легкомысленная, пусть даже вступившая во второй брак очень скоро. Единственным ее украшением была нитка жемчуга на шее; волосы аккуратно убраны под кружевной черный чепец, и лишь несколько волнистых золотых прядей падали на плечи – эту небольшую вольность Джини себе все-таки позволила. Платье модное, но не вызывающее. Высокая талия в достаточной степени скрывала живот, декольте было в меру глубоким, но Джини ради приличия набросила на шею черную кружевную косынку, а на плечи – черную шаль с бахромой, так как ей казалось, что пышные короткие рукава с буфами чересчур оголяют руки.

Итак, Джини была одета в черное, но леди Кормак – в Черное с большой буквы. Весь ее облик с головы до ног являл собой нечто вроде объемистой, самостоятельно двигающейся груды угля с выступами и округлостями в соответствующих местах. Платье с высоким закрытым воротом и длинными рукавами; на руках черные кружевные перчатки, на шее ожерелье из черного янтаря. Исключением из черной гаммы были волосы, неправдоподобно белокурые для ее возраста, и обрюзгшие щеки, ярко-розовые из-за солидного веса их обладательницы, но скорее всего от того, что леди Кормак пришлось ждать. Когда Джини вошла, гостья занималась тем, что поедала конфетки и разглядывала обстановку комнаты с весьма неодобрительным выражением на физиономии.

Она очень сильно располнела со времени злосчастной свадьбы, а на лице прибавилось морщин – явно оттого, что она постоянно хмурилась. На голове у нее была большая черная шляпа, отделанная черными лентами и черным кружевом, с пучком перьев сбоку. Перья, само собой, были черными. Блестящими и черными.

– Кар!

В ту самую минуту, как леди Кормак собиралась приветствовать Джини заранее обдуманной гневной филиппикой с перечнем всех грехов бывшей невестки, Олив слетел с карниза, на котором держалась штора.

– Мое! – проорал он, вцепившись когтями в шляпу. – Мое!

Джини не поняла, то ли ворон заявлял свои права на перья, то ли он защищал свою территорию от того, что он принял за другого ворона.

– Нет! – во весь голос воскликнула Джини, стараясь перекричать невероятный шум, так как леди Кормак орала громче ворона, размахивая руками, в то время как Олив звучно хлопал крыльями.

– Хватит! – снова крикнула Джини, но ее никто не слушал.

Олив долбил клювом шляпу, выдирая перья вместе с обрывками кружев и ленточек, а также с прядями белокурых волос, которые у корня были серыми от седины. Чем яростнее женщина размахивала руками, отбиваясь от птицы, тем громче ворон орал:

– Мое!

Наверное, Олив решил, что леди Кормак умертвила одного из его собратьев.

– Нет! Перья не твои! И прекрати орать!

Последние три слова были адресованы в равной мере ворону и леди Кормак, а также любому, кто их мог услышать. К примеру, они вполне могли быть услышаны горничной в коридоре. И только горничная в данных обстоятельствах могла бы сделать доброе дело – позвать кого-нибудь на помощь.

Джини не хотела ранить питомца графа, отшвырнув птицу сильным ударом, но не хотела и того, чтобы ворон нанес ее свекрови раны своим острым щелкающим клювом, исцарапал ее когтями или выдрал ей чуть не все волосы. Она стянула с себя шаль и попыталась набросить на Олива. Промахнулась и в результате сбросила на пол очень дорогую вазу с цветами. Перешагнула через осколки, лужу воды и цветы. Вторая попытка – снова неудача, и на полу оказалось блюдо с засахаренными фруктами. Третий, последний бросок сбил шляпу с головы леди Кормак. Шаль окутала лицо женщины, шляпа полетела через всю комнату, Олив ястребом кинулся за ней.

Птица уселась на шляпу, громогласно каркая о своей победе сквозь набитый перьями клюв. Только теперь слова Джини дошли наконец до мозгов развоевавшегося гремлина. Ворон наклонил голову и посмотрел на нее.

– Не мои?

– Нет. Ничего похожего. Все твои при тебе. А эти тоже не были вырваны у одного из твоих собратьев. Смотри. – Она подняла одно перо с пола, на котором в это время металась леди Кормак, запутавшаяся в шали. – Видишь? Стержень белый. Это были перья голубя или утки. Их покрасили.

– Птицы были мертвые?

– Конечно, мертвые. Перья у них выдернули и покрасили в черный цвет. А стержни остались белыми. У тебя и других воронов они темные, ты и сам это знаешь.

Олив что-то негромко проквохтал. То ли он признавал таким образом свою ошибку, то ли просто подавился кусочком кружева. Леди Кормак между тем, задыхаясь от негодования, пыталась избавиться от шали и оторвать от пола свое увесистое тело. Она отбросила в сторону руку Джини, когда та попробовала ей помочь.

– Эта ужасная тварь принадлежит вам? – прохрипела она.

Джини было неприятно в этом признаваться, но она подтвердила:

– Да, это наш ворон. Его зовут Олив.

Горничная, которая ждала в коридоре, наконец набралась смелости и, когда в комнате стало тихо, отворила дверь. Отворила – и замерла на пороге, а потом начала всхлипывать. Именно ей и никому более придется наводить здесь порядок, а это будет нелегко.

Затем в гостиную влетела экономка. Она увидела баронессу на полу, птицу на шляпе, горничную, рыдающую в уголке… и свою хозяйку, которая с трудом сдерживала смех. Экономка явно готова была отказаться от места. Ни к чему подобному она не привыкла.

Полный чувства собственного достоинства дворецкий вкатил в гостиную чайный столик на колесиках. Несколько долгих секунд он молча созерцал осколки бесценной керамики, куски сладостей, цветочные лепестки и дородную даму – все это на полу. Потом он взглянул на свою хозяйку, видимо, склонную к скандалам, скривил рот и выкатил чайный столик из гостиной. Его заявления об отказе от места следовало ожидать еще до обеда. Но теперь Джини по крайней мере сможет нанять новую прислугу сама.

Когда Мари вошла в гостиную, чтобы выяснить, что там произошло, Джини сказала ей:

– Возьмите это, отнесите наверх и приведите в порядок.

– Зачем? Это настоящее уродство!

Леди Кормак ахнула. Джини тоже. Что касается Олива, то он был всецело поглощен тем, что склевывал разбросанные по полу конфеты.

– Делайте то, что я говорю!

Леди Кормак начала колотить кулаками и пятками по полу.

– В жизни не видела такой беспорядочный дом и такую распущенную прислугу! – Голос ее дрогнул, когда она продолжила: – В жизни не видела…

Джини мысленно закончила за баронессу эту фразу: «…такого красивого, достойного, замечательного джентльмена».

Ибо в эту минуту в гостиную вошел лорд Ардет. Первым долгом он взглянул на Джини, чтобы убедиться, что с ней все в порядке. Потом что-то шепнул горничной, а та вскочила и выбежала из комнаты. Прежде чем Джини успела спросить его, что он сказал (А вдруг он пригрозил, что у девицы вырастут бородавки на носу? Сведения о таком происшествии разлетелись бы по всему Лондону еще до вечера!), как Ардет поднял леди Кормак с пола. Просто немыслимо – он поднял ее так легко, будто она весила не больше любого из выдранных Оливом из ее шляпы перышек! Поднял и со всей осторожностью усадил на диван. И опять-таки невероятно, однако он в то же время успел одним пинком зашвырнуть осколки фарфора и упавшие на пол сладости под кресло. Затем поклонился баронессе с подлинно рыцарским изяществом.

– Приветствую вас в моем доме, миледи. Корин Ардсли, граф Ардет к вашим услугам. Приношу вам извинения за происшедшее недоразумение. Не желаете ли капельку хереса?

Рот баронессы раскрылся во всю ширь.

– Знаете ли, я никогда…

– Я редко пью сам, но случай, мне кажется, требует употребления напитка более крепкого, нежели чай. Вы не согласны со мной, мадам?

Джини тем временем уже наливала бренди, из графина в стаканчики на столике. К дьяволу херес, решила она, и чай туда же! Ардет взял у нее два стаканчика, один из которых протянул баронессе с таким изысканным поклоном, что та утратила дар речи. Он пригубил бренди, аккуратно обошел лужицу на полу и свободной рукой отворил окно. После чего устремил на ворона угрожающий взгляд.

– А мне вина?

– Не клянчить, не каркать и не просить прощения! Убирайся!

При всем недостатке здравого смысла ворон понял достаточно, чтобы улететь как можно быстрей.

Джини услышала громкий присвист, а потом имя ворона, когда тот опустился на крышу.

Леди Кормак подкрепилась бренди, и к ней вернулись ее негодование и злоязычие.

– Что это за мерзость и как она может находиться в доме джентльмена?

– Это исчадие ада, посланное мучить меня.

– Вздор! – заявила, пренебрежительно фыркнув, леди Кормак.

Это было уже чересчур. Поверх своего стакана Ардет взглянул на Джини и пожал плечами. «Вы пожелали справиться с этим самостоятельно, – говорил его взгляд, – так действуйте, сударыня».

– Это редкая птица, – заговорила Джини. – Очень редкая, говорящая птица, которую лорд Ардет привез оттуда, где живут… индейцы.

– Эта птица не похожа ни на одного из попугаев, о которых я слышала.

– Олив куда более редкое создание.

Баронесса посмотрела на графа и спросила:

– А почему он не загорел?

– Он не путешествовал по Востоку, – сообщила Джини. Поскольку леди Кормак не имела представления о том, что индейцы обитают не на Востоке, а в странах, расположенных на другом конце земного шара, она переменила тему:

– Говорят, что он богат как Крез. Это правда?

Ардет в ответ на это слегка поклонился. Джини вообще не стала отвечать на столь бестактный вопрос.

– Так вот почему ты вышла за него замуж, даже не дождавшись, пока тело моего мальчика остынет в земле.

– Вовсе не поэтому, – ответили в один голос Джини и Ардет.

Горничная вошла в гостиную, толкая перед собой чайный столик на колесиках. Она сделала реверанс графу, улыбнулась Джини и, подвинув поближе к леди Кормак блюдо с маленькими сандвичами, пирожными и бисквитами, удалилась.

Пока ее свекровь делала выбор – даже несколько выборов, – Джини шепотом спросила у Ардета, что он давеча сказал горничной.

– Всего-навсего, что я упомяну о ней нашему новому выездному лакею, если она будет вести себя хорошо. – Джини почувствовала облегчение, тем более что Ардет, подмигнув ей, добавил: – И пообещал, что дам ей приворотное зелье.

Держа в одной руке сандвич с кресс-салатом, в другой – лимонное пирожное, а во рту половинку ломтика кекса с маком, леди Кормак пошла в атаку.

– Бедный мой маленький ягненочек! А ты, как ты могла опозорить имя нашей семьи? И его тоже.

Джини старалась остаться спокойной и не потерять самообладания. В конце концов, эта женщина страдала, пусть даже она больше заботилась о своем положении в обществе, нежели горевала о сыне.

– У меня не было иного выбора, как принять великодушное предложение его милости. Пожалуйста, поймите, я попала в безвыходное положение, у меня не было денег, мне некуда было пойти. – Когда леди Кормак в ответ на эти слова просто сунула себе в рот еще кусок кекса, Джини спросила: – Вы приняли бы меня к себе?

Леди Кормак, видимо, подавилась маком и закашлялась.

– Вы не отвечали на мои письма, которые я в полном отчаянии писала вам из Португалии.

Теперь вдовствующая особа побагровела. Джини протянула чашку с чаем Ардету, чтобы он передал ее леди Кормак.

Сделав глоток и потребовав еще сахару, который, впрочем, не подсластил ее язык, леди Кормак заявила:

– Ты бросила его, бесстыжая авантюристка! Чего ради мне было принимать тебя в мою семью?

– Вы прекрасно знаете, что все было не так, – укоризненно покачав головой, возразила Джини. – После того как мы вернулись из Канады, Элгин бросил меня в Португалии, как только был объявлен первый мир. Я писала вам несколько раз, когда он уехал от меня, оставив на произвол судьбы. Если бы я не получила места в богатой португальской семье, обучая английскому языку сыновей и рисованию дочерей, мне пришлось бы голодать. Вы не отвечали на письма. За четыре года нашего с Элгином брака вы ни разу не написали мне.

Ардет пришел в ярость.

– Вы не рассказывали мне, что негодяй поступил с вами таким образом!

– Нет необходимости извлекать из шкафа все скелеты.

Верно, подумал Ардет, скелеты не любят, чтобы их беспокоили.

– Он был твоим мужем, – настоятельно произнесла леди Кормак. – Это было его право – оставить тебя там, где ты находилась бы в безопасности, а не тащить с собой в какую-нибудь языческую страну.

– А было ли у него право уехать в Брюссель без меня и утверждать, что он холостяк? – Пар поднимался над чашками с чаем – и над Ардетом тоже, Джини готова была в этом поклясться. Она поспешила продолжить: – Жена одного офицера, которая подружилась со мной, сообщила мне в письме, что скоро все они переберутся в Голландию. Мои наниматели любезно помогли мне собраться в путь. Я не могла, конечно, знать, что Бонапарту удалось возродить свою армию и выступить против союзников. Я всего лишь хотела, чтобы Элгин уведомил власти о нашем браке, тогда я стала бы получать содержание. Он обещал сделать это после сражения, но уже не смог.

Ардет встал и принялся расхаживать по гостиной, напомнив Джини голодную пантеру, которую она однажды видела в зверинце.

– Я сожалею о его смерти, – обратилась она к матери Элгина, – и сожалею о том, что не имела времени отдать должное уважение его памяти. Но у меня не было выбора. Никто не предложил мне помощь, кроме лорда Ардета. Я благодарю Господа за то, что он послал мне его.

Ей стоило бы вместо этого поблагодарить ад. Граф решил, что с него хватит.

– Те, кто по закону должны были поддержать и защитить миссис Маклин, покинули ее на произвол судьбы. Я имею в виду ее мужа, ее родственников и вас. – Он метнул красноречивый взгляд на леди Кормак. – Я считал своим долгом джентльмена обеспечить безопасность вашей невестки. Брак был наиболее простым и скорым способом это сделать.

– Говорят, что она беременна. – Баронесса покосилась на платье Джини пониже груди. – Моим внуком.

Джини промолчала.

– Если бы ты, Имоджин, сообщила мне об этом, я оказала бы тебе денежную помощь. Титул барона нуждается во втором наследнике. Мальчик, которого родила твоя сестра, болен и слаб. Сомневаются даже, что он доживет до совершеннолетия, а Лоррейн не может произвести на свет второго ребенка.

– Сожалею об этом. Я имею в виду здоровье мальчика. Мы с сестрой не поддерживаем отношения. Мои письма с просьбами о помощи она вернула нераспечатанными.

Леди Кормак предпочла умолчать о том, что ею самой эти письма были прочитаны. Она сочла их слезливой чепухой дрянной девчонки, которая вполне заслужила все свои неприятности. И решила не отвечать. Свекровь не слишком жаловала и свою вторую невестку и тяжело переживала нездоровье рожденного ею наследника. Сама она родила своему, ныне покойному, супругу двух здоровых сыновей, но теперь склонна была считать, что все обратилось в ничто.

– Врачи говорят, что у ребенка слабые легкие, – продолжала твердить свое леди Кормак. – Ни в семье Маклинов, ни в семье моих родителей ни у кого не было ничего подобного, – сообщила далее она, давая тем самым понять, что в слабости здоровья ее внука виновны Джини и ее сестра. – Роджер должен был жениться на дочери герцога Элдерта. Хорошая порода. У сестры этой девушки уже пятеро мальчиков.

Она протянула пустую чашку за следующей порцией чая, а когда ее молчаливая просьба была удовлетворена, указала и на графинчик, содержащий бренди.

– Так что второй мальчик был бы весьма желанным. Я сама воспитала бы его и подготовила к наследованию титула.

Джини пришла в отчаяние. Она ни за что не отдаст в руки бывшей свекрови свое дитя.

– Он… если это и в самом деле мальчик… вовсе не ваш внук, – не дав себе ни секунды подумать, выпалила она.

Лорд Ардет бросил взгляд на свои карманные часы, словно ему надо было в ближайшее время поспеть куда-то еще.

– Я намерен предъявить отцовские права на этого мальчика.

Леди Кормак ахнула. Джини тоже. Вдова заговорила первой:

– Ха, этот ребенок не может быть вашим! Говорят, что вы появились уже после сражения, всего за несколько дней до вашей свадьбы.

Прежде чем Джини успела исправить свою оплошность и заявить, что она вовсе не хотела сказать, будто Элгин не отец ребенка, и что она просто отказывается отдавать леди Кормак свое дитя, Ардет произнес:

– По правде говоря, я постоянно находился поблизости.

Леди Кормак с трудом встала с кресла, с подола ее платья на пол посыпались крошки, пальцем, похожим на сосиску, она указала на Джини и заорала:

– Ты была неверна моему сыну, распутная Имоджин! Как ты смеешь требовать деньги! Как ты смеешь появляться в приличном обществе! Я всем расскажу о том, что ты блудила с этим… этим торгашом! Никто не знает его родню! Никто не знает, откуда у него золото. Готова держать пари, что он заключил сделку с самим дьяволом!

– Вы бы выиграли его, – буркнул Ардет себе под нос, а громко проговорил следующее: – Предлагаю более надежное пари. Если вы позволите себе болтать о моей жене подобным образом, я расскажу всем правду о том, как умер ваш сын.

– Нет! – вскрикнула Джини. – Мы же договорились!

Леди Кормак опустилась на диван, явно нуждаясь еще в одном глотке подкрепляющего силы чая.

– Это еще что за грязные намеки? Что за попытки опровергнуть героическую репутацию моего сына?

– Это вы пытаетесь опровергнуть репутацию моей жены как порядочной женщины.

Ардету было очень важно, чтобы Джини заняла достойное место в обществе, иначе все его жертвы – утрата свободы, возможности иметь наследника, в жилах которого текла бы его собственная кровь, и так далее, оказались бы напрасными. Он дал обет улучшить жизнь Джини, и его будущее зависело от того, насколько удастся ему соблюсти свои обеты. Не столь уж важно, что произойдет с ним самим, самое главное, чтобы Джини продолжала осуществлять его планы, когда он уйдет. Без поддержки общества ей тогда придется жить либо в этом доме, либо в полной изоляции в имении Ардсли-Кип, и свет ее потускнеет в результате унижения. Нет, только не Джини, только не его жена!

– А ее репутация безупречна.

– Ее репутация ниже всякого приличия! Ваша драгоценная графиня толкнула моего мальчика на опрометчивый шаг. Или она успела нагородить вам кучу лжи на этот счет?

– Она рассказала мне о тех обстоятельствах, которые сопровождали ее помолвку.

– И она сообщила вам, что увела Элгина прямо из-под носа своей сестры?

– Ее отправили поискать ридикюль, забытый старшей сестрой где-то в саду возле дома. Мисс Лоррейн Хоупвелл настояла, чтобы для защиты от вечерней прохлады она накинула на плечи ее собственную, очень приметную шаль. Вы когда-нибудь выслушали из уст мисс Имоджин Хоупвелл ее версию этой истории?

– Ч. его ради? Дело было сделано. Их все видели, потому что Джини подняла крик, чтобы привлечь к этому внимание.

– А это случайно не были крики о помощи?

– Ах, оставьте в покое эту старую историю! – Леди Кормак изобразила попытку выдавить слезу. – А теперь он мертв, мой бедный храбрый мальчик. Погиб из-за нее.

– Но ведь не моя жена отправила вашего сына в армию. Полагаю, что ответственность за это несете вы и ваш покойный супруг.

– Мы решили, что лучше убрать грязное белье подальше от любопытных глаз.

– Нет. Грязное белье предпочтительно выстирать дочиста. Вместо этого ваш сын вывалял его в дерьме.

Он не был достойным мужем для юной, невинной девушки. Он оставил ее в одиночестве в самый разгар войны.

– Мой сын был героем! – снова заявила баронесса. – Он погиб, спасая своих солдат.

– Он погиб еще до начала сражения. Неопытные рекруты остались без командира.

– Ардет, не надо, – попросила Джини.

– Ваша свекровь не прислушивалась к вашим мольбам. Она заслуживает того, чтобы услышать правду. – Он обратился к баронессе, чьи жирные щеки тряслись от ярости: – Солдаты вашего сына были перебиты все до одного.

– Это ложь!

– Не хотите ли вы поговорить с женщиной, в постели которой застал вашего сына ее муж-офицер? Горячая голова, он потом погиб в сражении, избавив таким образом армию от необходимости проводить следствие, а себя самого от суда военного трибунала.

– Еще одна ложь. Я ничего не слышала ни о чем подобном.

– Никто об этом не слышал, я в этом убежден. Я сам говорил с генералом и разыскал женщину, которая осталась такой же одинокой, как и миссис Маклин.

– Вот и женились бы на этой шлюхе!

– Я уже сделал предложение Имоджин, которая нуждалась во мне гораздо больше. Но у меня имеется письменное признание этой женщины. Я оплатил ее возвращение домой и заплатил ей за молчание. Она оказалась не более чем обыкновенной распутницей, но жена вашего сына – настоящая леди.

– Если она не изменила моему Элгину, то ребенок принадлежит семье Маклинов, он наш.

– По закону – нет. Я консультировался у лучшего адвоката в Лондоне. Если дитя родилось у моей законной жены, а я от него не отрекаюсь, то дитя это мое.

– Это знают и другие, – напомнила ему Джини. Ардет был убежден, что его родственники, услышав об этом, заявят претензии на его титул и поместье. – Они не станут говорить об этом.

Джини не поняла, откуда у него вдруг появилась такая уверенность, но не стала спорить с ним в присутствии леди Кормак.

– В армии постарались замять скандал, а моя неожиданная женитьба дала достаточный повод для новых пересудов. К тому же в сражении погибло так много людей, и это самое страшное.

Баронесса расплакалась на этот раз по-настоящему и заговорила, всхлипывая на каждом слове:

– Ты и твоя сестра принесли горе обоим моим сыновьям. Роджер должен был жениться на богатой женщине с хорошим здоровьем. Элгин ушел из жизни.

Ардет вручил ей носовой платок с монограммой.

– Поплачьте вволю, мадам. Я сожалею о вашей потере и о том, при каких обстоятельствах она произошла. Надеюсь, что новый барон и его супруга придут к семейному согласию и обретут счастье друг в друге и своем сыне. Но я не допущу, чтобы будущее моей жены было омрачено. И будущее моего сына также.

Джини смотрела на него с облегчением и удивлением. Он и в самом деле намерен признать мальчика. То есть ребенка, потому что у нее может родиться и дочь. Ее репутация все еще была разбита вдребезги: она вышла замуж меньше чем через неделю после смерти отца ребенка, и, мало того, ее подозревают в измене мужу с другим человеком. Но все это они обсудят позже, а сейчас самое главное, что ребенок не попадет в лапы Маклинов.

Леди Кормак скорее всего поняла, что проиграла бой. Она не может обрушиться с бранью на эту девку в присутствии Ардета и не может заполучить еще одного наследника баронского титула. Досадно и то, что она не может чернить имя этой шлюхи даже в кругу своих друзей. Это бросило бы тень на имя всей семьи и на Роджера, который собирался добиться поста министра.

Она снова встала, на сей раз направившись к двери, однако не могла покинуть комнату, не выпустив последнюю отравленную стрелу:

– И тем не менее вы падшая женщина, графиня, – произнесла она с наглой усмешкой. – Никто не станет с вами общаться. Вас не примут в порядочном обществе.

– А я и не хотела бы в него попасть, – сказала Джини. – Я собираюсь вести спокойный образ жизни в имении моего мужа, куда уеду сразу после приема у принца, который он устраивает для иностранных сановников.

Последний кусочек кекса, видимо, оказался неудобоваримым, так как леди Кормак вдруг ощутила острую боль в желудке.

– У принца?

– Да, мы приглашены. Увидимся ли мы там с вами?

Нет, не увидятся, разве что леди Кормак купит или отберет силой у кого-нибудь до безумия желанное приглашение.

– Я, разумеется, не буду танцевать, – добавила Джини, заметив страдальческий взгляд бывшей свекрови.

– Но принята она будет с должным уважением, – произнес Ардет твердо и почти с угрозой, после чего ненадолго удалился и вернулся, держа в руке песочные часы.

– Примите это в знак нашего почтения, – сказал он, провожая даму из гостиной в коридор. – И в знак напоминания, что жизнь проходит слишком быстро для того, чтобы проводить ее в горести и бесплодных сожалениях.

– О, я с вами согласна, – ответила леди Кормак, прижимая украшенную золотом и драгоценными камнями безделушку к своей жадной груди.

А Джини признала про себя, что это наилучший способ отделаться от самых кричащих, безвкусных часов в коллекции.