"Крылья любви" - читать интересную книгу автора (Мецгер Барбара)

Глава 7

Остальная часть свадебного путешествия – окончание армейской жизни, избавление от отчаяния и возвращение к обычной жизни – прошла без особых происшествий.

Ардет занимался покупкой лошадей, своими документами и встречами с целой кучей курьеров, сборщиков необходимой информации и откровенных шпионов. Он планировал свой приезд в Лондон и вступление в столичное светское общество с той же тщательностью, с какой когда-то занимался подготовкой к осаде вражеских крепостей.

И не намеревался совершать ошибки. Слишком многое было поставлено на карту. К тому же он теперь нес ответственность за благополучное возвращение еще одного человека, то есть своей жены, в утонченную сферу аристократии, где ей предстояло существовать после его ухода.

Джини вовсе не стремилась попасть в высший свет, понимая, что никогда не будет там по-настоящему принята. Относительно обманутых надежд Ардета она решила побеспокоиться позже, потому что все время плавания страдала от морской болезни, во время поездки по сухопутной дороге ее тошнило, особенно по утрам, а когда они наконец прибыли в Лондон, у нее начались боли в сердце.

Боже милосердный, казалось бы, вполне достаточно уже того, что ей выпала участь выйти замуж за слегка помешанного незнакомца, но, как выяснилось, Ардет обладал еще более необычайными свойствами! Она замужем за неким монстром, капризом природы. Иными словами, она не могла выразить свои впечатления о нем. Ардет вовсе не казался злым, но был настолько странным, что оставался для нее непостижимым. Она всячески старалась отделаться от мысли, что он, возможно, и впрямь монстр, но для этого, слава Богу, Ардет был достаточно красив. Случалось, он изъяснялся в столь витиеватых и трудно понимаемых по смыслу выражениях, что Джини не могла себе представить обыкновенного человека таким благородным, таким мудрым и ученым. Она долгое время верила и в ангелов, которые нисходят на землю, чтобы творить чудеса, но отнюдь не такие, как женитьба на беременной вдове. Кроме того, ангелам не нужны деньги для сотворения чудес на благо человечества. И ни один ангел не стал бы извлекать из-за отворота сапога кинжал с целью нарезать бифштекс у себя на тарелке.

Ее разум склонялся к мысли, что ее муж: – какое несчастье, если она вышла замуж за такого человека! – колдун, чародей, который состоит в близкой дружбе с вороном. Но ведь колдуны – существа из старых сказок, не так ли? Старцы с длинными седыми бородами, на голове у них высокие остроконечные шляпы. Ардет слишком мужествен, чтобы относиться к числу подобных существ.

А может, он черный маг, продолжала рассуждать она, ведь он говорил, что убивал людей. Но нет, черный маг не стал бы венчаться у священника, под сенью креста. Джини окончательно отказалась от такого предположения, вспомнив рассказы о шабашах ведьм и черных колдунов, совершающих свои действа голыми при лунном свете. Она не могла представить себе Ардета голым и выбросила черную магию из головы.

Оставалось, выходит, лишь чародейство для развлечения, фокусы, которые показывают за гроши на каждой деревенской ярмарке. Бродячий фокусник мог научиться множеству разных «штучек», переходя из страны в страну, овладеть ловкостью рук, почерпнутой из разных источников, даже из книг. Джини слышала о факирах, которые спят на ложе из гвоздей; о шаманах, которые способны вызвать дождь, исполняя ритуальные танцы; о цыганках, предсказывающих будущее, и о медиумах, способных общаться с умершими. Джини не особенно верила всему этому, но сама не была достаточно начитанной и почти никуда не ездила, а потому предполагала, что нечто в таком роде может существовать. И к тому же слышала, как Ардет крикнул, что показал фокус. Выходит, ее муж – фокусник? И в то же время граф? В это было еще труднее поверить.

Если только он не извлек свое графство из шляпы, как фокусник извлекает из нее живого кролика или вынимает золотую монету из уха у зрителя. Его богатство тоже может оказаться призрачным. В таком случае досужие лондонские газеты очень скоро докопаются до того, что все его истории не что иное, как вранье, а сам он шарлатан и фигляр.

Приговаривают ли самозванцев к повешению? А как поступают с их вдовами? Джини предположила, что их отправляют на каторгу в Ботани-Бей, и это все-таки лучше, чем быть сожженной на костре у позорного столба.

В лучшем случае его родственники упрячут его в Бедлам, больницу для умалишенных, а ее проклянут за то, что она воспользовалась своим влиянием на несчастного безумца. Одному Господу на небе известно, что будет с ней тогда. Джини решила, что во всяком случае брак, заключенный с помешанным, признают недействительным.

При мысли об этом из уст Джини вырвалось то ли рыдание, то ли горестный стон.

Как будто самих по себе этих страхов было недостаточно, они еще усиливались в результате той полной изоляции, в какую она попала в лондонском доме графа. Ей не с кем было поделиться своими переживаниями. Она не могла говорить о своем муже ни со слугами, ни тем более со склонной к пересудам Мари, ни с преданным Кэмпбеллом, который был просто счастлив тем, что может возиться с лошадьми, и который не пожелал бы слушать ни единого критического слова о своем хозяине. Что касается прочих слуг, то все они благоговели перед графом, а Джини прямо-таки пугали своей невероятной корректностью. Вплоть до того, что она едва удерживалась, чтобы, здороваясь с дворецким, не сделать реверанс!

Правда, экономка оказалась дружелюбной, матерински заботливой женщиной, а не замороженной особой в жестко накрахмаленных юбках, но Джини и в этом случае не могла позволить себе быть настолько нелояльной, чтобы разговаривать с ней о мужчине, который ее спас, а теперь вот поселил в самом центре Мейфэра, в доме со вновь нанятыми слугами, новой мебелью и широкими возможностями приобрести новый гардероб.

Что касается последнего, то Мари очень скоро отыскала отличных модисток, а Джини очень скоро обнаружила, что графине вовсе незачем утомляться во время долгих примерок или дожидаться своей очереди в каком-нибудь из модных магазинов. Торговцы тканями и портнихи приходили к ней домой, готовые к услугам. Ради возможности одевать графиню, причем графиню обходительную, муж которой вовремя оплачивал счета, некий предприимчивый владелец модного магазина нанял молодую женщину того же роста и телосложения, что Джини, но, правда, не беременную, и теперь графине не приходилось стоять на примерках и терпеть уколы булавками.

Не только в соответствии с обстоятельствами, но и по собственному выбору Джини редко покидала дом. Она говорила себе, что слишком занята, помогая Ардету и создавая для него домашний уют. Истинной причиной ее добровольного затворничества был страх перед светским обществом. Если граф не мог быть отвергнут этим обществом как неугодная фигура, то она вполне могла бы попасть в такое положение. Ардет обнаружил бы, что в его кругах Джини «нежелательная гостья», что он женился на парии, которая не может блистать на балах и там, где он встречается с другими влиятельными лицами ради обсуждения своих благотворительных начинаний.

Что касается ее самой, Джини могла бы столкнуться с тем, что ей показывают спины и обмениваются на ее счет насмешливыми улыбками. Неизвестно еще, как повел бы себя Ардет в таких случаях. При его самолюбии он, чего доброго, ответил бы на оскорбления тем, что превратил бы какую-нибудь брюзгливую вдовствующую герцогиню в лягушку.

Подумав об этом, Джини рассеялась.

– Что вас позабавило, миледи жена?

Джини быстро встала, уронив на пол несколько свертков, которые она разбирала, но ковер был такой толстый, что ничего не разбилось.

– Простите, милорд, я не слышала, как вы вошли.

– Вам не кажется, что теперь вы уже могли бы называть меня просто Ардет или Корин?

– Но ведь вы называете меня «жена». И даже «леди женой»…

– Мне нравится, как это звучит. И нравится ваш смех. Ведь я говорил вам об этом недавно?

Надо же! Просто волшебство. Несколькими словами он прогнал все ее страхи. Комната стала теплее, а день светлее, потому что он улыбался.

– Нет, – ответила она и на тот случай, если бы он подумал, будто она ждет дальнейших комплиментов, и добавила: – Вы были слишком заняты, я вас почти не видела. – Эти слова тоже не были правдой, потому что Ардет постоянно был у нее на уме. – Не подумайте, что я жалуюсь, Боже упаси, ведь я никогда не ожидала, что вы станете плясать вокруг меня.

– А нам бы стоило поплясать. Стена бюрократизма пробита. Мои притязания на титул подтверждены. Далее мне предстоит войти в парламент.

– Никто вас не спрашивал о вашем происхождении?

Джини хотела сказать: «В здравом ли вы уме», – но не посмела.

– У меня есть доказательства законности моего рождения, если вас интересует именно это, а также доказательства прав на графский титул. Моя подпись подтверждена банками.

– В таком случае примите мои искренние поздравления.

– Я познакомился с министром иностранных дел, с министром внутренних дел и с премьер-министром. Его превосходительство принц устраивает грандиозный праздник в честь победы над Бонапартом. Я приглашен. Мне надо научиться вальсировать.

– Я думала, что все на свете уже давно научились вальсировать.

– Только не там, откуда я прибыл. Научите меня, леди жена.

– Я думаю, мне не стоит показываться на людях, пока… В память об Элгине, вы понимаете.

– Почти каждый из тех, кто будет там присутствовать, потерял кого-то из близких на этой войне. Они будут праздновать то, что более никто из молодых людей не падет жертвой.

– Но это не остановит возможные сплетни.

– Сплетни находят себе прибежище в любом темном углу, они как пыль. Так было при каждом дворе, который я посетил, так же, как в любой пивной, у любого колодца и в любом коровнике. Единственный способ бороться с этим – чистый воздух.

– И все равно я еще не готова выезжать.

– У вас нет для этого подходящего платья?

Приподняв темную бровь, он посмотрел на груды свертков и коробок, заполонивших маленькую заднюю гостиную. В углу стоял даже какой-то деревянный ящик.

– Это все не мое! Я никогда не стала бы тратить ваши деньги на такое количество безделушек.

Ардет заглянул в одну из коробок.

– Игрушки для бедных детей? Шапки и перчатки для обитателей работных домов? Мне помнится, мы собирались нанять склад для подобных вещей.

– Мы так и сделали. Но это все ваше. А еще – песочные часы.

Джини отвела его в смежную комнатку, где на полках стояли сплошь измерители времени. Одни крошечные, с количеством песка, достаточным для того, чтобы сварить яйцо всмятку или сделать шахматный ход, пока песок пересыпается из верхней половинки часов в нижнюю. Другие такие большие, что песка хватило бы на крикетный матч. Некоторые держатели стеклянных колб были деревянными, некоторые медными. Немного золотых или позолоченных. Одни колбы содержали белый песок, а в других он был такого мутного цвета, словно его только вчера достали со дна Темзы.

– Кэмпбелл нашел столяра, который смастерил полки, – сказала она Ардету. – Множество песочных часов прибывает ежедневно от наших агентов, число их увеличилось с того времени, как в Лондоне появились объявления о вознаграждении. У меня есть имена всех отправителей на тот случай, если один из них должен получить деньги, но это маловероятно, судя по вашему описанию. К некоторым грубо и неумело приклеены застежки, которые должны превратить часы в брошку, но Олив говорит, что они неправильные.

– Олив?

– Я подумала, что он может узнать тот предмет, который вы ищете, потому что сами отправили его на поиски.

– Я его отправил, чтобы хоть на время избавиться от несносного надоеды.

Ардет взял в руку самый маленький экземпляр из коллекции и удивился тому, какой он легкий, почти невесомый. Те, настоящие, хоть и маленькие, словно вмещали в себя вес всего мира, по крайней мере, так всегда казалось. Ардет положил часы на место.

– Я ценю ваше усердие, однако в нем нет нужды. Я бы узнал вещицу, будь она обнаружена. Я бы… как вам это объяснить? Я бы почувствовал себя по-особому в ее присутствии. Так мне кажется.

Еще одна абракадабра, решила про себя Джини, энтузиазм которой угас.

– А что нам делать со всеми этими? Полагаю, в школах и больницах часы уже имеются.

– Мы могли бы переплавить золотые оправы или вернуть сколько сможем, присовокупив в каждом таком случае несколько монет. Тем, кто прислал часы в подарок, надо отправить благодарственные письма. Однако довольно об этом. Нам надо обсудить вопрос о приеме у принца.

– Я бы предпочла не присутствовать на этом приеме.

– Я знаю, – только и сказал Ардет, снимая с полки еще одни часы, украшенные цветными стеклышками, вставленными в верхний и нижний ободки. Часы были вульгарно кричащими и вполне пригодились бы в борделе.

Лорд Ардет не стал ее упрашивать, но Джини сильно задело то, что он умолк и повернулся к ней спиной. Он сделал для нее так много, дал ей так много – и так мало просил взамен. Теперь он предоставил ей право выбирать самой, и был уверен, что она сделает правильный выбор.

«Может, все-таки лучше отправиться на празднество?» – сказала она себе.

Что, если его настойчивая просьба связана с необходимостью помочь ему освоиться в светских кругах, не допустить какого-нибудь опрометчивого поступка?

– Хорошо, я поеду.

– Благодарю вас, – проговорил Ардет, и лицо его озарилось улыбкой.

Джини приподняла руку предупреждающим возражения жестом:

– Но я не стану танцевать. Это показалось бы вызывающим нарушением правил приличия.

– Огорчительно. Я так мечтал потанцевать со своей женой.

Джини подумала, что и ей это было бы приятно, вопреки ее собственным умозаключениям, тревожным по своей сути. Безумие может оказаться таким же заразительным, как любая другая болезнь. Чувство влечения к лорду Ардету обернется последующим душевным страданием.

– Всем известно, что принц обожает многолюдные сборища, – заговорила она, – и я сомневаюсь, что там вообще найдется место для танцев. Кроме того, я слышала, что в комнатах обычно чересчур жарко для такого занятия, как танцы. Случалось, что леди падали в обморок от духоты.

– О, в таком случае мне там будет очень уютно! Я не понимаю английского пристрастия к холодным, сырым комнатам и каминам без огня.

– Но сейчас лето!

– И что из этого?

Джини не могла себе представить, что Ардету может быть неуютно где бы то ни было. Он всюду чувствовал себя в приятном возбуждении. Как, например, сейчас, когда он завел речь о своем плане устроить вечер с танцами у них дома.

– Мы наймем оркестр, подадим пунш с шампанским и омаров в тесте, сейчас они, кажется, в моде. Украсим бальную залу шелковыми гирляндами и цветами.

– Это было бы проявлением дурного вкуса, уверяю вас. Устраивать столь пышные увеселения так скоро после того, как мой муж… прошу прощения, так скоро после смерти Элгина – в высшей степени неприлично. Никто из приглашенных, я думаю, не явится.

– Понятно. Однако я и не имел намерения кого-то приглашать. Это бал только для нас двоих. Нравится вам такая идея?

– Как, устраивать праздник только для вас и для меня?

– Вы, в самом нарядном из ваших платьев, и я, изо всех сил старающийся вспомнить фигуры танца. Музыканты спрятаны за ширмой и не могут видеть мои промахи или глазеть на мою красивую жену.

– Которая беременна, хочу напомнить вам, если вы запамятовали.

– И тем она прекраснее.

– Такой бал для двоих – напрасная трата денег.

И самое романтичное из всего, что она могла себе представить. Джини почти чувствовала себя в кольце его рук. Они кружатся под музыку, вдыхая чудесный аромат распустившихся роз. И рядом никого, кто мог бы помешать их уединению. Но потом… потом они поднимутся по лестнице наверх, в свои спальни… и Ардет вспомнит о своем обете воздержания.

– Совершенно напрасная, – повторила Джини. – Вы могли бы гораздо лучше распорядиться своим временем и деньгами.

Ардет перевернул одни за другими шесть песочных часов, чтобы песок начал сыпаться.

– Не убежден.

– Зато я убеждена. Кстати, мне необходимо кое-что сделать до приема у Принни. Первым долгом я, прежде чем отправляться на прием, должна, даже больше – категорически обязана, послать одно приглашение, чтобы исправить допущенную мною оплошность. Я задолжала приглашение моей бывшей свекрови, а по правилам этикета я обязана это сделать до того, как появлюсь в обществе. Свекровь никогда меня не жаловала и разгневается еще больше по случаю моего слишком поспешного второго брака.

– Вы сделали то, что следовало сделать, ради того, чтобы выжить.

– Она предпочла бы, чтобы я погибла, лишь бы ей не пережить еще один скандал. И разумеется, выскажет мне это. Я привезла сюда некоторые вещи Элгина, и, возможно, она захочет их получить. Его саблю, пистолет и карманные часы, которые скорее всего были подарены ему отцом.

– Как выдумаете, она поверит, что Маклину принадлежали одни из присланных нам песочных часов? Вы могли бы засунуть их в ножны его сабли.

Джини проигнорировала его остроумные замечания с целью улучшить ее настроение.

– Я надеялась, что ее нет в городе, но все же обратилась к одному из наших выездных лакеев с просьбой навести справки. – Она вздохнула. – Леди Кормак здесь и, похоже, осведомлена о том, что я вернулась в Англию.

– Вы могли бы отправить вещи с посыльным.

– Сейчас это было бы трусостью. Мать Элгина заслуживает объяснения причин моего второго брака. Но обстоятельства смерти ее сына объяснить труднее.

– То, что он был заколот ревнивым мужем накануне сражения? Любой матери тяжко услышать такое. Солгите.

– Вы советуете мне солгать? Вы, считающий, что правда – это все?

– Доброта тоже чего-то стоит.

Джини кивнула.

– Тогда я спрошу, могу ли я пригласить ее на завтра.

Ардет укоризненно прищелкнул языком.

– Кто она, вдовствующая баронесса? Слушайте, когда вы наконец осознаете ваше место в этом мире? Вы графиня, леди Ардет. Хотите поехать с визитом – езжайте. А если нет, пригласите ее к себе.

– Это было бы грубо и высокомерно.

– Зато предусмотрительно. Разве она посмеет бранить вас в вашем собственном доме, в присутствии вашего нового мужа? Это было бы еще грубее.

– Благодарю вас за предложение находиться рядом со мной, но это мой собственный долг. Нет никакой необходимости, чтобы мы оба терпели выходки злобной особы.

Ардет улыбнулся, но улыбка оказалась невеселой.

– Вы что, и в самом деле думаете, что я позволю какой-то старой мегере расстраивать вас?

Святые небеса, да этот человек одним таким взглядом может превратить женщину в соляной столб или испепелить молнией!

– Я должна справиться с этим сама.

– Ничего подобного. Вы замужняя женщина.

Она уже была замужней женщиной прежде. И справлялась со всем – от найма квартиры до управы на нетрезвых молодых офицеров, которые, считая ее сестрой Маклина, пытались к ней приставать.

Джини пошла на компромисс. Она отправила бывшей свекрови записку с приглашением завтра на чай и просьбой уведомить, подходит ли леди Кормак это время, и если нет, то назначить Джини время для возможного визита. Она почти надеялась, что леди Кормак вообще не ответит.

Или же личный фокусник Джини устроит так, что баронесса исчезнет без следа.