"Пат Бут. Палм-Бич [love]" - читать интересную книгу автора

В его маршрут входил кабинет отца - круглая комната, пристроенная к
дому в постмизнеровском стиле. Бобби но привычке бросил быстрый взгляд в
окно. Все в семье благовели перед производящим внушительное впечатление
сенатором. Все, за весьма примечательным исключением матери. Иногда отец
здесь надиктовывал речь перед большим письменным столом с тумбами,
снисходительно выговаривая зычным голосом высокопарные банальности и в
высшей степени удовлетворенно улыбаясь в предвкушении реакции какой-то
будущей аудитории. Или же он смотрел бейсбол, с удовольствием потягивая из
толстого хрустального бокала в правой руке темно-янтарный бурбон, который
любил пить вечерами. Изредка, царственно положив ноги на скамеечку с
гобеленовой подушкой, со смятым номером "Уолл-стрит джорнэл", покоящимся
на его все еще поджаром животе, он смачно похрапывал в кресле, обитом
потертым мебельным ситцем. Сегодня, однако, занятие у него было совершенно
иного рода. Он занимался с кем-то любовью на диване.
Бобби Стэнсфилд замер, а его светло-голубые глаза на мальчишечьем
лице чуть не вылезли из орбит. Вопрос "что делать?" не возник ни на
мгновение. Не каждый день сыну доводится видеть отца за таким занятием, и
Бобби не собирался упускать ни миллисекунды этого зрелища. В нем боролись
противоречивые чувства - страх, возбуждение, любопытство, отвращение: они
переплелись, как две непристойные фигуры на диване в кабинете. Бобби был в
ужасе, однако юношеская любознательность прочно удерживала его на месте.
Сенатор Стэнсфилд был явно не Рудольф Валентино. Он занимался любовью
с той же осторожностью, мягкостью и изощренностью, которые всегда были
характерны для его чрезвычайно успешной политической карьеры. Это была
фронтальная атака, позиция с четко выраженной задачей; все более тонкие
оттенки чувств были отброшены. Горячий влажный воздух выносил раздражающие
звуки половой активности из открытого окна и неловко смешивал их с другими
звуками наступающего во Флориде вечера - тихим шипением поливальных
машинок на газонах, приглушенным грохотом прибоя - и были для Бобби,
пожалуй, самым неприятным аспектом во всем этом удивительном деле. Никто
не подготовил его к этому на школьном дворе, где "правда жизни" была так
же доступна, как выпивка и сигареты.
Кто же, черт побери, эта девушка? Ответ подсказали длинные загорелые
ножки. Белые туфли, рискованно оставленные на ногах, подкрепляли вывод.
Это была Мэри Эллен. Без сомнения. Горничная матери. Боже! Бобби бросило в
жар и холод, когда в его мозгу лихорадочно пронеслись мысли о
последствиях. Во-первых, вопрос об интиме с наемной прислугой. Второй, и
гораздо более удручающий вопрос - о ревности. В понимании Бобби Мэри Эллен
обладала всеми достоинствами прекрасного ангела, и Бобби был не на шутку
влюблен в нее. Она была веселой, яркой и жизнерадостной - то есть имела
все те качества, которых столь явно не хватало его трем плосколицым
сестрам, - и Бобби менее всего ожидал увидеть ее под собственным отцом на
диване.
Бобби наблюдал за ними, как зачарованный. Ни любовник, ни любовница
не посчитали нужным снять одежду. Ярко-зеленые поплиновые брюки отца
свободно болтались на уровне колен, а рубашка цвета морской волны, от
братьев Брукс, по-прежнему прикрывала верхнюю часть его могучего торса.
Мэри Эллен также не тратила времени на раздевание, - через широко
распахнутое окно Бобби видел белое хлопчатобумажное форменное платье,
задранное до талии, и даже разглядел хлопчатобумажные карамельно-розовые