"Хорхе Луис Борхес. Натаниел Готорн" - читать интересную книгу автора

Кафки создавался, определялся Кафкой. "Векфилд" предвещает Франца Кафку,
однако Кафка изменяет, углубляет наше восприятие "Векфилда". Долг тут
взаимный: великий писатель создает своих предшественников. Он их создает и в
какой-то мере оправдывает их существование. Чем был бы Марло без Шекспира?
Переводчик и критик Малколм Каули видит в "Векфилде" аллегорию
необычного затворничества* Натаниела Готорна. Шопенгауэр писал -
великолепная мысль! - что нет такого поступка, такой мысли, такой болезни,
которые не зависели бы от нашей воли; если в этом суждении есть истина,
можно предположить, что Натаниел Готорн много лет избегал общества людей,
дабы вселенная, цель которой, вероятно, в разнообразии, не осталась без
странной истории Векфилда. Если бы эту историю писал Кафка, Векфилду никогда
не пришлось бы вернуться в свой дом; Готорн позволил ему вернуться, но
возвращение это не менее печально и не менее душераздирающе, чем его долгое
отсутствие.
______________
* Речь идет о статье М. Каули "Готорн в одиночестве" (1948). В
действительности новеллу "Векфилд" Каули не упоминает; вероятно, имеется в
виду общая концепция сборника "Дважды рассказанные истории" (Cowly M. A
Many-Windowed House. Southern Illinois 1970 P 24 IT.).

Одна из притч Готорна (которая едва не стала главной, но все же не
стала, ибо ей повредила чрезмерная озабоченность этикой) - это новелла,
озаглавленная "Earth's Holocaust"*. В этой аллегорической фантазии Готорн
предсказывает, что в некий момент люди, пересыщенные бесполезным
накоплением, решат уничтожить прошлое. Для этой цели они однажды вечером
собираются на одной из обширных территорий американского Запада. На эту
западную равнину прибывают люди со всех концов земли. В центре ее разводят
огромный костер, куда бросают все генеалогии, все дипломы, все медали, все
ордена, все дворянские грамоты, все гербы, все короны, все скипетры, все
тиары, все пурпурные мантии, все балдахины, все троны, все вина, все коробки
кофе, все чашки чая, все сигары, все любовные письма, всю артиллерию, все
шпаги, все знамена, все военные барабаны, все орудия пыток, все гильотины,
все виселицы, все драгоценные металлы, все деньги, все документы о
собственности, все конституции и кодексы, все книги, все митры, все
далматики, все священные писания, которые ныне загромождают и отягощают
Землю. Готорн с изумлением и с неким страхом глядит на костер; человек с
задумчивым лицом говорит ему, что он не должен ни радоваться, ни печалиться,
ибо гигантская огненная пирамида пожрала лишь то, что может сгореть. Другой
зритель - демон - замечает, что режиссеры всесожжения забыли бросить в
костер самое главное - сердце человеческое, в котором корень всякого греха,
и что сожгли они лишь некоторые его оболочки. Заключает Готорн так: "Сердце,
сердце, оно и есть та малая, но беспредельная сфера, где коренится вина за
все зло, некими символами которого являются преступность и подлость мира.
Очистим же эту внутреннюю нашу сферу, и тогда многие виды зла, омрачающие
зримый наш мир, исчезнут как привидения, но если мы не выйдем за границы
разума и будем пытаться сим несовершенным орудием определять и исправлять
то, что нас мучит, все наши дела будут лишь сном. Сном настолько эфемерным,
что будет совершенно безразлично, станет ли описанный мною так подробно
костер фактом реальным, огнем, которым можно обжечь руки, или же огнем
вымышленным, некой притчей". Здесь Готорн поддался христианской, а точнее,