"Хорхе Луис Борхес. Алгорифма" - читать интересную книгу автора

переводил их на французский, опубликовав, однако, одни лишь французские
со-оригиналы (впрочем, их русские со-подлинники вполне восстанавливаются по
зачинам), а из своего знания русского языка сделав великую и страшную тайну.
Для чего? Здесь мы имеем дело даже не с художественным приемом, а с символом
веры, укладывающемся в три слова: "Верую, что расшифрует!"
Так что, размышляя над отсутствием упоминания о России в творчестве
Борхеса, я уже имел два прецедента, названных здесь фигурой умолчания, и
вполне рассчитывал на успех, предполагая, что эту же фигуру употребляет и
Борхес. Кстати, в его творчестве кроме темы "Россия" есть еще одна запретная
тема - "Бодлер". Из великих поэтов Франции Борхес упоминает Гюго, Верлена,
Малларме, Валери и... ни слова о Бодлере. И это притом, что город Буэнос
Айрес, неоднократно воспетый Борхесом, является в некотором смысле
семантической калькой фамилии "Бодлер" - оба имени допустимо перевести на
русский как "хороший воздух" или "свежий ветер". Фамилия "Бодлер" на
шампанском диалекте французского языка этимологизируется словом "меч". Разве
случайно, что меч, шпага или нож наряду с лабиринтом и зеркалом - эмблема и
лейтмотив индивидуального стиля Борхеса? Мог ли Хорхе да не знать, что
родился в городе-Бодлере? Вот этого я утверждать никому не позволю! Здесь
другое: тема Буэнос-Айреса, родного города поэта, по замыслу Борхеса
прикровенно исполняет пророчество Апокалипсиса: "Из уст же Его исходит
острый меч, чтобы им поражать народы" (Откровение: 19,15). Только из уст
Борхеса исходит не Бодлер, сиречь: Меч, а Буэнос Айрес, сиречь: Бодлер,
сиречь: Меч. Мне оставалось совсем немного до того, чтобы сделать логичное
при таком направлении мыслей допущение: а вдруг и Борхес, как Бодлер, тайно
в совершенстве владел русским языком, писал на нем стихи, а публиковал
только их автопереводы на испанский? Иными словами: не усвоил ли Борхес
символ веры Шарля Бодлера: "Верую, что расшифрует!"? Я теперь сформулирую
без обиняков: тогда кем должен был почитать сам себя Хорхе Луис Борхес - не
испанским ли Шарлем Бодлером? Вот ведь как ставится вопрос.
Во вступительном стихотворении к "Цветам зла" ("К читателю") Бодлер
употребляет словосочетание "Сатана Трисмегист" - то есть, по-гречески:
трижды величайший:

Сатана Трисмегист, искушая наш мозг,
Обещает нам рай, избавленье от боли...
Этот химик хитер! И металл нашей воли,
Чуть забрезжит соблазн, тут же тает как воск.

Почему Бодлер так именует Сатану? Ответ теперь напрашивается сам собой:
потому что Денница должен родиться трижды: сначала как вечерняя звезда,
затем как ночная, и только потом как утренняя. Трижды рождаясь, Люцифер
проживает три жизни поэта и сверкает самой яркой звездой на литературном
небосклоне. Откуда, спросите, такой сюжет? А из словосочетания "вечерняя
звезда": АВДЕЗИМНОРХЧЫЮЯ: "Звезда вечерняя - это и звезда ночная, и звезда
утренняя - Венера". Данная анаграмма представляет собой конспект композиции
сонета, выводимого из того же букворяда:

Сверкаю в черни я,
Свет не тая,
Звезда вечерняя,