"Хорхе Луис Борхес. Утопия усталого человека" - читать интересную книгу автора

уверенностью не может сказать, существует ли само
божество. Я полагаю, что сейчас обсуждаются выгоды и
потери, которые может принести частичное или общее и
одновременное самоубийство людей всей земли. Однако
вернемся к теме.
Я кивнул.
-- По достижении ста лет индивидуум может презреть и
любовь и дружбу. Отныне ему не грозят болезни и страх
перед смертью. Он занимается одним из искусств,
философией, математикой или играет в шахматы сам с собою.
Если захочет -- убьет себя. Человек -- хозяин собственной
жизни и собственной смерти.
-- Это -- цитата? -- спросил я его.
-- Разумеется. Кроме цитат, нам уже ничего не
осталось. Наш язык -- система цитат.
-- А что скажешь о великом событии моей эпохи --
полетах в пространстве? -- сказал я.
-- Уже много столетий, как мы отказались от подобного
рода перемещений, которые, безусловно, были прекрасны. Но
нам никогда не избавиться от понятий "здесь" и "сейчас".
И с улыбкой он добавил:
-- Кроме того, любое путешествие -- это перемещение в
пространстве. С планеты ли на планету или в соседний
поселок. Когда вы вошли в этот дом, вы завершили одно из
пространственных путешествий.
-- Конечно, -- ответил я. -- Много у нас говорилось
также и о химических продуктах и вымирающих животных.
Однако мужчина повернулся ко мне спиной и смотрел сквозь
стекло. Снаружи белела равнина под молчаливым снегом и
под луной.
Я отважился на вопрос:
-- А есть у вас музеи, библиотеки?
-- Нет. Мы хотим забыть прошлое, пригодное разве что
для сочинения элегий. У нас не памятных дат, столетних
юбилеев и изображений умерших. Каждый должен по своему
усмотрению развивать те науки и искусства, в которых
испытывает потребность.
-- Значит, каждый сам для себя Бернард Шоу, сам для
себя Иисус Христос, сам для себя Архимед?
Он молча выразил согласие, я продолжал расспросы:
-- А что произошло с правительствами?
-- По традиции, они постепенно выходили из
употребления. Ими назначались выборы, объявлялись войны,
собирались налоги, конфисковалось имущество,
предпринимались аресты и вводилась цензура, и никто на
земле их не чтил. Пресса перестала публиковать их
декларации и изображения. Политикам пришлось подыскивать
себе достойные занятия: одни стали хорошими комиками,
другие -- хорошими знахарями. В действительности все было,
конечно, намного сложнее, чем в этом моем рассказе.