"Юхан Борген. Маленький Лорд ("Трилогия о Маленьком Лорде" #1) " - читать интересную книгу автора

что сломал верхнюю фалангу и потом пришлось снимать ноготь.
Он испытал наслаждение - наслаждение от того, что его унизили. В то
лето единые прежде чувства раздвоились для Вилфреда: радость через мгновение
окрашивалась печалью, а страх - блаженством.
Унижение может обернуться удовольствием - пожалуй, если поразмыслить,
Вилфред понял это очень давно. Наверное, еще тогда, когда в разгар летнего
дня, совершенно один взобравшись на высокую прибрежную скалу, он бросал
вверх большие камни, чтобы поглядеть, не упадет ли один из них ему на
голову. Он до тех пор бросал камни и зажмурившись напряженно ждал, пока один
из них в самом деле не угодил ему в голову, и мир взорвался. Весь в крови, в
полуобмороке лежал он на скале, волны боли, то мучительные, то сладкие, то
синие, то красные, прокатывались по его телу, а в открытой ране на голове
усиливалась глухая боль, и волосы слиплись от крови.
И когда он крал, было то же самое - и страшно, и сладко. В эти годы,
полные мучительных страхов, он часто крал. Однажды в теплый июльский день,
когда море лежало в легкой дымке, мать поехала в город за покупками и взяла
его с собой. В два часа они стояли на Стурторв и видели, как на шпиле
Магазина стекла опустился золоченый шарик - это означало, что пробило два.
Потом они вошли в магазин, и он правой рукой держал за руку мать, которая
разговаривала с продавщицей, а левой крал с прилавка маленькие солонки из
разноцветного стекла со звездочкой на дне: желтые, зеленые и красные
солонки. И ему было хорошо и приятно. И ему было хорошо, когда, взяв иглу,
он проткнул ею переднюю шипу велосипеда, прислоненного к забору. Из шины со
свистом вырвался воздух. Но когда из дома вышел Микаэль и увидел, что стало
с велосипедом, на котором он как раз собирался куда-то поехать, было просто
стыдно и ничуть не приятно и признаться было нельзя, потому что никто бы ему
не поверил и все стали бы приставать, зачем он это сделал.
А однажды он украл слоника из кости, стоявшего на полочке у дяди Рене,
и тащился через весь город до Ватерланна, чтобы продать его старьевщику, но
старьевщик пригрозил ему полицией, и тогда было просто страшно и нисколько
не приятно. Всю осень он проносил слоника в кармане, каждую ночь
перепрятывал его в новый тайник, пока но догадался написать записочку от
имени "отца" и пойти к другому старьевщику, по соседству с первым. Там он
продал слоника за восемь крон, и это было захватывающе и страшно, и на этом
дело кончилось. И все-таки это было приятно. Хорошо было идти ко дну и
думать, что никогда не всплывешь на поверхность, хорошо было гибнуть. Но
всплыть на поверхность вопреки всему, вновь войти в соприкосновение с
окружающим, с тем, что по-настоящему хорошо, с теми, кому хорошо от
хорошего, - вот это было совсем неприятно. Очень неприятно.
Они это знали. Братья, а пожалуй и все на свете, умудрялись знать про
него все.
Но тайн его они не знали. Их не знает никто. Надо только уметь хранить
тайну. Они не знали про грозу и про то, что он бросает вверх камни, пока в
тот день не нашли его в крови и он стал рассказывать о камне, который упал с
неба, о метеорите, об огромной птице, и так как они ему не поверили - о
чужом мальчике, о великане с камнем в руке, о чудовище...
Его тайн они не знали. Не знали о девушке с апельсином.
Длинный пустынный коридор с тусклым газовым рожком в самом конце. В ту
пору семья жила тут; в конце длинного коридора - уборная, потом прихожая,
оттуда короткая лестница вниз, на улицу, где сыро и холодно. Вдоль одной из