"Юхан Борген. Темные источники ("Трилогия о Маленьком Лорде" #2) " - читать интересную книгу автора

расслышал: что ему маленькие трехзначные числа, сбережения, наличные... все
это лежит за пределами опыта и разумения этого сосунка. Впрочем, почему бы
нет, прошу вас, voila. Почему бы не предложить почтенному старикану скромное
местечко в задних рядах кадрили, хотя тому, кто танцует в первых рядах
модный уанстеп, и не приходится ждать от него ответной услуги.
Почтенный обыватель, простившись с недостойным, с легким сердцем
спускается по лестнице дома на Конгенсгате: ему уже грезится маленький
клочок земли в Хаделанне и его дети, поступающие в университет.
Да, светлые источники били также и в душах добропорядочных людей, в
душах тех, кто устал. Устали от собственной добропорядочности матери
семейств, подстрекавшие своих робких мужей вступить в игру; устали и те, кто
получал твердый доход - он и с самого-то начала был слишком мал, а теперь с
каждым днем и вовсе уменьшался, потому что рос слишком медленно. С многих
глаз спала пелена. В один прекрасный день обитатели Фрогнервей вдруг
замечали, как обтрепался галун на плюшевой мебельной обивке и вытерся
линолеум на полу в столовой. Они начинали вдруг ненавидеть пожелтевшие
листья комнатной пальмы, за которой долгие годы ухаживали, следуя советам
вдовы Олсен, хотя эти советы не помогали пальме избавиться от желтизны.
А теперь вдруг им хотелось разделаться со всем разом: с пальмами, и с
плюшем, и с овальным столиком на покатом полу гостиной, где на потолке пятна
сырости, а на стенах унылые, выцветшие обои, - со столиком, который когда-то
казался хозяевам образчиком изысканного вкуса. Свенсены, соседи по площадке,
все свезли к старьевщику, даже черную лакированную ширму с цветочным
орнаментом, которая закрывала старую печку. Новая печь у них выложена
светло-зеленым кафелем, а перед ней стоит курительный столик из кованой
меди, а вокруг него стулья, с такими мягкими сиденьями, что усталые ягодицы
погружаются в них, точно в прохладные глубины райской кущи. И почтенный
обыватель, схватив свой зонтик, потому что в августе погода ненадежна, в
глубокой тревоге меряет шагами улицу своих надежд и мечтаний. В самой улице,
в ее трамвайных рельсах, тускло поблескивающих в свете дня, есть что-то
ветхозаветное, не стоящее многолетних чаяний и надежд. Нет, он поставил на
неверную лошадку, на скрипучую клячу порядочности и твердого жалованья. А на
горизонте фантазии в лучах воображаемой зари ржут резвые скакуны.
Вот как получалось, что люди из хорошего общества также утрачивали
привычные представления, - представления, которые были фундаментом их долгой
жизни. Они даже не предполагали, что настанет время, когда этот фундамент
пошатнется или даст трещину. Но такое время настало, и оно отшвырнуло прочь
бесспорные истины. Само собой, эти истины вновь обретут свою ценность, когда
жизнь войдет в обычную колею, лишь бы только, когда вернется эта нормальная
жизнь и ее бесспорные истины, оказаться полочкой повыше, откуда удобнее
сверху вниз взирать на годы добропорядочности, сдобрив самодовольство легкой
приправой угрызений совести.
В этот августовский день небо над деловой Христианией было ясным и
безоблачным.
Вилфред Саген простился со своими новыми приятелями, адвокатами Даммом
и Фоссом, на углу Глитне и, высоко подняв голову, зашагал по Драмменсвей. В
конторе указанных адвокатов - с виду она напоминала бар, отделанный
карельской березой, - он встретил своего старого учителя гимнастики капитана
Хагена, у которого брал уроки, когда сдавал экзамены на аттестат зрелости. У
Вилфреда были некоторые затруднения с инвестированием капитала: до