"Герман Борх. 1918 - Хюгану, или Деловитость (Лунатики #3) " - читать интересную книгу автора

машинами, то его душу заполняет жуткая ярость.
За пределами своей профессии бухгалтеры легко раздражаются. Невозможно
различить четкую границу между реальностью и ирреальностью, а тот, кто живет
в мире закрытых взаимосвязей, не допускает, что где-то еще существует иной
мир, взаимосвязи которого ему непонятны: кто выходит за пределы своего
прочно устоявшегося мира, становится нетерпимым, он превращается в
аскетичного и страстного фанатика, он становится даже возмутителем
спокойствия. На него опускается тень смерти, и бывший бухгалтер-- если он
уже достаточно преклонных лет-- годится теперь только для ничтожных будней
пенсионера, который, изолировавшись от внешнего мира и всех случайностей,
ограничивается тем, что поливает травку в своем саду и ухаживает за
фруктовыми деревьями; но если же он еще бодр и работоспособен, то его жизнь
превращается в изнурительную борьбу с реальностью, которая для него является
ирреальностью. Тем более, если судьба или наследство приводят его на такое
уязвимое место, как должность издателя газеты, будь это даже какое-то там
маленькое провинциальное издание, которое ему предстоит возглавить. Нет,
наверное, больше ни одной профессии, кроме профессии редактора, которая в
такой степени зависела бы от непредсказуемости и ненадежности течения
событий в мире, особенно в военное время, когда информация и
контринформация, надежда и разочарование, отвага и нищета стоят настолько
рядом, что правильное занесение их в книги учета становится откровенно
невозможным: только с помощью цензуры можно определить, что Должно считаться
правильным, а что-- нет, и каждый народ живет в своей собственной
патриотической реальности. Здесь какой-то там бухгалтер будет очень
некстати, поскольку он, не мудрствуя лукаво, стремится написать, что наши
бравые войска, ожидая приказа к дальнейшему наступлению, еще находятся на
левом берегу Марны, тогда как французы со своей стороны в действительности
уже давно высадились на правом берегу. И когда цензор устраивает разнос за
такую неправду, то бухгалтер, особенно если он человек с резким характером,
неизбежно начинает злиться и доказывать, что генерал-квартирмейстер хотя и
сообщил о создании плацдарма на левом берегу, но об отводе войск даже не
упоминал. Это всего лишь один пример из многих, можно, наверное, сказать, из
сотен, и каждый из них всякий раз показывает, насколько невозможное это дело
вносить записи в анналы истории с той точностью, которая является первейшей
и не вызывающей сомнения предпосылкой для внесения деловых записей, и как
некорректность ставшей непредсказуемой войны питает бунтарство, определенные
основания для которого корректный человек имеет уже и в мирное время, но
которое здесь вынуждено становиться необходимой и неизбежной борьбой между
властями и справедливостью, борьбой между нереальностями, между насилиями,
борьбой, которой всегда должно быть место, борьбой, сравнимой с крестовым
походом Дон-Кихота против всего мира, Бухгалтер всегда будет стоять за
справедливость, он за один пфенниг пройдет все инстанции, если такое
требование содержится в его книгах, и даже не будучи, собственно, хорошим
человеком, он будет выступать в защиту права, если только он обнаружил и
зафиксировал несправедливость и нарушение закона, непреклонно и яростно он
будет стоять на своем, тощий рыцарь, который постоянно будет кидаться в
драку во имя счета, который во всем мире должен вестись правильно.
Так что редакционная работа господина Эша была отнюдь не такой простой,
как можно было бы предположить. Выходящему два раза в неделю изданию весь
материал поставляла одна из кельнских служб информации, и редактору,