"Герман Борх. 1918 - Хюгану, или Деловитость (Лунатики #3) " - читать интересную книгу автора

табаку спекулятивным путем скупает земельные участки, это вы понимаете... И
вам наверняка понятно, почему преследуют человека, называющего вещи своими
именами, почему создают ему скверную славу эдакого коммуниста и натравливают
на него цензора, и это вы считаете правильным,., Вы, наверное, еще и
полагаете, что мы живем в правовом государстве?"
"Такие отношения неприятны",-- ответил Хугюнау, "Неприятны! Уезжать
надо.., Я сыт по горло возней со всем этим..,"
Хугюнау спросил, что господин Эш помышляет делать с газетой.
Эш пренебрежительно махнул рукой, он уже столько раз говорил своей
жене, что лучше всего продать все это скопом и сохранить только дом; он уже
подумывал о том, чтобы открыть книжный магазин.
"Так газета, стало быть, сильно страдает от нападок, господин Эш? Я
имею в виду, что продать ее, наверное, не так уж просто?"
Да нет, не так, у "Вестника" своя постоянная клиентура: посетители
забегаловок, парикмахеры, жители деревень по всей округе; нападки
ограничиваются кругом определенных лиц в городе. Но он сыт по горло возней
со всем этим.
Нет ли уже у господина Эша соображений касательно цены?
Отчего же... Откровенно говоря, газета вместе с типографией стоит не
менее двадцати тысяч марочек. Кроме этого, он хотел бы предоставить фирме,
которая будет издавать газету, помещения на длительный срок, скажем на пять
лет, и бесплатно; покупателю это тоже было бы выгодно. Такие мысли роились в
его голове, это было бы порядочно, он не хочет ни с кого запрашивать очень
дорого, ему просто надоело. Он и жене своей так сказал,
"Ну что ж,-- отозвался Хугюнау,-- это интерес не любопытства ради,.. Я
же говорил вам, что я маклер, и не исключено, что смогу кое-что сделать для
вас. Вот увидите, дорогой Эш,-- и он покровительственно похлопал владельца
газеты по костлявой спине-- Все-таки мы с вами еще заведем совместное
дельце; не следует только преждевременно вышвыривать кого бы то ни было на
улицу. Но двадцать тысяч марочек выбросьте из головы. За фантазии сегодня не
заплатит ни один человек".
С чувством собственного достоинства и с нарочито приветливым видом
Хугюнау спустился вниз по куриной лестнице.
Перед типографией сидел ребенок.
Хугюнау оценивающим взглядом посмотрел на него, затем внимательно
осмотрел вход в типографию. "Посторонним вход воспрещен" стояло на табличке,
Двадцать тысяч марочек, подумал он, и малыш в задаток.
Он был посторонним, но запретить ему входить было уже невозможно;
выступающий посредником при купле-продаже должен прежде всего познакомиться
с товаром. Эш, собственно говоря, был бы даже обязан показать типографию.
Хугюнау подумал, а не позвать ли его сюда, вниз, но затем решил оставить
все, как есть: через день-два все равно придется приходить сюда, может, даже
с конкретным предложением о покупке--в этом Хугюнау не сомневался ни на
минуту,-- а кроме того, было самое время отобедать. Так что он направил свои
стопы в гостиницу.
Ханна Вендлинг проснулась. Но глаза не открывала, поскольку таким
образом могла еще немножечко задержать ускользающий сон, он все же медленно
уплывал прочь, и в конце концов осталось одно только чувство, рожденное этим
сном. А когда начало иссякать и чувство, то за мгновение до его
окончательного исчезновения Ханна добровольно сдалась и, приоткрыв глаза,