"Ирина Борисова. Для молодых мужчин в теплое время года (рассказы)" - читать интересную книгу автора

хочет. Огорченные, его ресницы разъехались и хлопнули: "Почему?", но она
пожала плечами и замолчала. Он проводил ее, понурив голову, и она не дала
себя поцеловать на прощание, и он так жалобно смотрел, что весь вечер она
каялась в суровости и уже не думала о его опоздании, считая это ерундой.
Но, оказывается, что после такого расставания он все-таки не забыл
сходить в сберкассу и, значит, не так уж страдал, и даже, может быть,
притворялся. И вчерашняя обида вновь затопорщилась внутри, но Матвей смотрел
так преданно и нежно, что Лена встряхнула головой, не желая размышлять,
сказала: "Ну, ладно", - но все-таки, будто проверяя, все ли сегодня в
порядке, произнесла:
- Завтра встретимся пораньше у метро - пройдемся пешком, да?
Он отвел глаза, тихо сказал: "Я боюсь, не смогу", потупился и замолчал.
- Почему? - требовательно спросила она, но где-то в вышине вдруг
приглушенно хлопнула дверь, сверху посыпались быстрые шаги, Матвей подхватил
портфель, и они выскочили из парадной.
Ветер сразу надул Ленину куртку, распахнул полы Матвеева плаща и погнал
их, толкая в спину и в бок. Матвей загораживал Лену, но ветер все равно
сбивал их обоих, и Лена шла сгорбившись и утопив шею в толстом шарфике. Она
ждала, когда он объяснит - почему, но он молчал, и, резко повернувшись, она
пристально посмотрела на Матвея, а он спросил: "Холодно, да? Хочешь мои
перчатки сверху?" Она покачала головой и вздохнула, но былая уверенность
укатилась куда-то вместе с шагами на лестнице, и она почувствовала вдруг,
что он совсем еще - не ее, и ничего о нем она еще не знает, и в карман этот,
в котором сейчас греется ее рука, может с легкостью, бесцеремонно и нагло
забраться чья-то другая.
От такой открывшейся вдруг зыбкости стало бесприютно и страшно, а
Матвей замедлил шаг, когда они поравнялись с "Гастрономом", взглянул на
синие витрины, потом - на часы и в нерешительности остановился.
- В магазин надо, да? - повернувшись к ветру спиной, подняв плечи,
спросила Лена. Он кивнул и огорченно посмотрел на нее, и Лена сказала: "Ну,
пошли".
В магазине было ярко, тепло, и им, как и всем, дали решетчатую
корзинку. Матвей деловито укладывал в нее хлеб и еще что-то, а Лена ходила
следом, а потом отошла к стенке. Засунув руки в карманы, она смотрела, как
мясник рубит мясо, а женщины с озабоченным нетерпением смотрят на весы. Над
мясником висела схема с расчлененной на пронумерованные куски тушей, и эти
куски напомнили Лене слова песни: "Ухо черного быка я любимой подарю". Она
поискала взглядом Матвея, нашла его в другом углу, тоже озабоченно
рассматривающим пачку чая и мысленно приказала ему подойти, но он отправился
в другую сторону, и Лена почувствовала себя лишней в магазине, чужой всем и
ему тоже. "Что же дальше-то будет?" - с тоской подумала она, а Матвей,
наконец, подошел к ней от кассы с полной корзинкой.
- Надо бы еще картошки, ну да ладно, - сказал он, перекладывая все в
пакет, улыбнулся ей, спросил: "Ничего, что так долго?", а потом, вглядевшись
в ее поскучневшее лицо, нахмурился и добавил: "Ну, что ты?"
- Ничего больше не забыл? - уклонилась она от ответа, Матвей покачал
головой, и они вышли из магазина.
Ветер немного стих, и они пошли медленнее. Он не заговаривал, вел ее,
глядя прямо перед собой и задумавшись, а она следила за прыгающими
светящимися буквами витрины на крыше и шевелила губами, складывая их в