"Ирина Борисова. Для молодых мужчин в теплое время года (рассказы)" - читать интересную книгу автора

помнишь? - "Я люблю, он действительно очень хорош..." И за тобой после того
вечера прямо выстраивалась очередь к концу лекций! И какие мальчики - а тебе
было и не до них! Господи, как я тебе тогда завидовала!
- Да брось ты, - отмахиваюсь я.
- Знаешь, - говорит она, раскачиваясь на стуле, - когда девчонки узнали
еще и про Олега - этого они тебе не могли простить, от зависти даже шипели,
что ты из-за него только пошла работать на кафедру! Шутка ли - сам доцент
Кедров, - как он читал, нет, ты помнишь, как он читал?
- Еще бы, - говорю я.
- Но и в тебя-то нельзя было не влюбиться, - убежденно говорит она. Ты
во всем была первая: все, ну, все тебе удавалось, а чем ты только ни
занималась! И кафедра, и лыжи, и гитара, - загибает она пальцы, - уж про
пятерки твои я не говорю... Она восхищенно качает головой, потом
задумывается, недолго молчит.
- А знаешь, - тихо говорит она, - а я ведь тебя прямо ненавидела тогда
из-за Вадьки. Знаешь, я, наверное, и влюбилась-то в него сначала из жалости,
когда у тебя он оказался за бортом.
- Знаешь, - опять, помолчав, глядя куда-то за окно, почти шепотом
продолжает она, - мне кажется, он и женился-то на мне тогда с досады, когда
ты вышла за Олега.
- Не выдумывай! - отойдя к окну, бросаю я.
- Точно-точно, - тихо говорит она и вдруг с возгласом "Ой!" смеется. Я
быстро оборачиваюсь, она смеется очень весело и очень искренно, смотрит на
меня, машет рукою.
- Что ты, что ты! - перестав смеяться, беззаботно говорит она. - Так
ведь это когда было! Мало ли что было! Разве я тебе что хочу сказать? Что
ты! У меня и мыслей никаких нет! Да у него теперь и один свет в окне - Ленка
с Мишкой!
- Очень любит их? - с улыбкой теребя штору, спрашиваю я.
- Что ты! - и глаза ее вспыхивают. - Он их так понимает, и они его
тоже. Знаешь, я даже иногда не могу взять в толк, что это они такое удумали.
Недавно смотрю - сидят втроем, хохочут, подхожу - что это у них за книга
господи - телефонная! "Мама, мама - Укушин!" - и так и заливаются. Фамилию
нашли - Укушин. Я говорю: "Укушин - ну и что?" - куда там, как грохнут,
Вадька громче всех - большой, а хуже маленького, ну скажи...
- Укушин, - улыбаюсь, - надо же, отыскали ведь - Укушин!
- Да брось ты, - отмахивается она, но на лице ее довольная улыбка.
Вадька, он их так любит... - хочет продолжать она, но...
- Что ж ты ничего не ешь? - перебиваю я. - У меня есть еще котлеты...
- Нет, нет, - сразу переменив тон, трясет она головой. - И так у тебя
все съела. Когда теперь к тебе придут...
И взгляд ее опять делается серьезно-сострадательным, она смотрит на
меня, видно, что хочет сказать что-то такое, что сразу не может выразить,
наконец, решается.
- Знаешь, - медленно начинает она. - Мне кажется, есть люди
обыкновенные, а есть особенные. Так вот - особенным, им всегда... - она
запинается, подыскивая слово, - им труднее, что ли, жить, наверное, да? У
них другие запросы, наверное, оттого, что они внутренне богаче; им всегда
надо что-то необыкновенное, они и страдают от этого - ведь да?
- Не знаю, - пожимаю я плечами.