"Ирина Борисова. Для молодых мужчин в теплое время года (рассказы)" - читать интересную книгу автора

спокойно показывает на Сашку. - А вам? - Сашка встает: я писал. Ничего ему
не было, конечно...
Толька недолго молчит, закуривает.
- А вот когда конспектом он раз Сашкиным пользовался на экзамене и
забыл его потом в парте, физичка нашла, велела Сашке пересдавать, стыдила.
Андрюха рядом стоял, смеялся, Сашка, знаешь, когда волновался, красный
делался, смешной.
Я не смотрю на Толю, он тоже не смотрит на меня, знает, надо немножко
подождать. Мы редко говорим о Саше, а если говорим, потом замолкаем надолго,
расходимся, занимаемся каждый своим делом.
В этот раз я не ухожу. Я смотрю на Павлика с Кристинкой, думаю, что
Кристина должна была родиться у меня, и я воспитала бы ее иначе, от нее
пошла бы цепочка немножко других людей. Но потом мне приходит в голову, что
и Павлик тогда должен бы родиться у Марины, и тоже была бы другая цепочка, и
в конце концов, все бы уравновесилось.
- Он перевел свою "Волгу" на газ, - говорит Толя. - Шестьсот километров
на заряд. Шесть рублей, можно сказать, даром ездит...
И я уже знаю, куда теперь пойдет разговор.
- Хорошо сейчас отпуск, - действительно, поворачивает мысль Толя. - А
кончится, как возить продукты, лишний раз в город не съездишь, уж не
говорю - со всеми вещами выезжать...
Я молчу, все это я знаю. К нашей даче, добираться на которую надо на
электричке, теплоходе и автобусе, нужна хоть какая-нибудь машина. Я знаю,
Толька мечтает об автомобиле, права у него еще со школы, на объекте он
самозабвенно разъезжает между домами на "Урале", если только есть случай
что-то куда-то перевезти.
- Ну, буду вот так сидеть, - говорит Толя, - все равно ведь они поедут,
что изменится-то, будет у нас машиной меньше.
Я молчу, знаю, через полгода - новая экспедиция, Тузов зовет Тольку,
теперь нет препятствий, Толька примерный семьянин, он хороший системщик.
- У нас есть пятьсот рублей, - говорю я, - за год скопим еще тысячу, к
лету можно будет купить старый "Запорожец".
- За полторы-то? - хохочет Толька. - Что ты купишь, ржавое корыто? И
как это, интересно, с алиментами моими ты накопишь?
Мы недолго спорим, потом замолкаем, сидим.
- Так, может, я соглашусь? - в который раз спрашивает Толька после
паузы.
- Не езди... - в который раз прошу его я, и он в сердцах плюет за
окошко, встает, толкает дверь - гремят в коридоре ведра - выходит на улицу и
сходу берется за распилку сваленной вчера сухой березы.
Я смотрю, как он пилит, как, вгрызшись пилой в самое толстое место
ствола, поворачивается, рычит: - Смеются ведь все уже! - и яростно пилит
снова.
- Не езди, - повторяю я чуть слышно, и мне кажется, я обращаюсь уже не
к нему, мне кажется, я собираю разбросанные где-то клочки своей жизни
пустынную платформу и гладкий, ничего уже не помнящий путь, и утренние
пробуждения, когда открываешь глаза, и сразу давит неразрешимая тяжесть, и
большой светлый кабинет с множеством игрушек, монотонный голос женщины в
белом халате, делающей заученные движения рукой при словах: я хо-ро-шо
го-во-рю, и вторящий ей неверный детский голос. Много чего сливается в этих