"Ирина Борисова. Утопия и оркестр романтизма: музыкальные инструменты у В.Ф.Одоевского" - читать интересную книгу автора

натурфилософские представления о водной стихии.
Связь звука/музыки и воды/влаги/моря, характерная для всех
мифопоэтических систем и унаследованная религиозно-мистической традицией,
представляется естественной и логичной в системе романтизма: соотносятся две
топики, имеющие близкий состав парадигмы. Медиальность - один из элементов,
объединяющий эти две парадигмы. Так, например, упоминавшийся
Струйский-Трилунный пишет о влечении души к колоссальному, так что "горы,
водопады и бездны не имеют уже надобности в красоте форм, чтобы пленять
человека", и далее описывает воображаемое произведение, которое восхитило бы
более творений Моцарта, представляя собой всего лишь гамму, но такую,
которая "начинаясь с высочайшего звука, постепенно восходила бы к своему
началу, и час от часу ниже, наконец загудела бы, как в Москве Ивановский
колокол, и потом, еще и еще распространяясь, превратилась бы в гул океана".
В этом пассаже характерна манифестация произведения как парадигмы
сакрального. Отсюда типичное для романтической эпохи стремление к
"естественности", "отприродности" гения и искусства: естественное творение
уподобляется божественному творчеству, в то время как надуманность и
вычурность - атрибуты того, чье имя Inventor. Наиболее маркированная
"ступень" этой гаммы названа "началом" и к ней применен глагол "восходить"
вместо правильного "нисходить". Эта ступень представляет собой гул океана.
Гамма рассматривается в метафизическом аспекте как парадигма бытия,
разворачивающаяся из "празвука" - звучащего гула океана.
Музыкальное понимается как имманентно присущее водному - звучащему
атрибутируются качества водной стихии. Очевидно, что "симболон", в котором
соединяются эти две взаимодополнительные половинки, коренится в глубинах
мифопоэтического сознания (ср. в "Ригведе": "трижды семь коров источают
речь-молоко", а певец призывает себе на помощь "трижды семь струящихся
рек"), в глубинной сфере бессознательного. Комплекс представлений о
взаимопроникновенности музыки, влаги, души восходит к мифопоэтической идее
универсальной жидкости, Алкагеста, текучей мировой души, что имело особое,
концептуальное значение для романтиков. Здесь первопричина метафоричности
романтического мышления (способности видеть проникновение всего во все),
здесь же, в частности, первопричина столь актуализируемых романтиками
медиальных свойств музыки.
Возвращаясь к "4338-му году", отметим многозначность соединения в одном
образе музыкального инструмента и водного источника (воплощающее столь
важное для романтизма сближение звучащего и струящегося) в поэтике
Одоевского; его идея музыкального будущего (музыкального дискурса как
дискурса будущего) обретает пластическое выражение:

"<...> Одна из дам <...> подошла к бассейну, и в одно мгновение
журчание превратилось в прекрасную тихую музыку, таких странных звуков мне
еще никогда не случалось слышать; я приблизился к моей даме и с удивлением
увидел, что она играла на клавишах, приделанных к бассейну: эти клавиши были
соединены с отверстиями, из которых по временам вода падала на хрустальные
колокола и производила чудесную гармонию. Иногда вода выбегала быстрою,
порывистою струей, и тогда звуки походили на гул разъяренных волн,
приведенный в дикую, но правильную гармонию; иногда струи катились спокойно,
и тогда как бы из отдаления прилетали величественные, полные аккорды; иногда
струи рассыпались мелкими брызгами по звонкому стеклу, и тогда слышно было