"Леонид Бородин. Повесть о любви, подвигах и преступлениях старшины Нефедова" - читать интересную книгу автора

В общем, что касается места действия, мое понимание было на
уровне.
Во всем же остальном был я дурак дураком, и потому история о
старшине Нефедове -- не воспоминания, а именно ностальгическое
переосмысление фактов, пересудов и пересказов, безмозгло
зафиксированных добротной детской памятью.

Непредставимо велики российские расстояния. Как известно, мир
существует в трех измерениях. Российский же -- в четырех.
Четвертое измерение нашей жизни -- расстояние. Оно способно
впечатлять, поражать, удручать и содрогаться даже, это если как
посмотреть. Если посмотреть на карту и руками измерить расстояние
от Москвы до места действия -- так это ж почти метр наискосяк
слева вниз направо. Однажды проехав на поезде от Байкала до
Москвы и назад, на карту потом смотришь с особым изумлением и
особым разочарованием. Правда карта таинственна, как секретный
объект, специально замаскированный, чтоб только догадываться, но
не видеть...
Такой объект был у нас на правой, если лицом к Байкалу,
вершине ущелья. Там во время войны стояла артиллерийская батарея.
Только в сорок шестом стащили пушки и увезли, но "объект" еще
несколько лет сохранялся в замаскированном виде: за десять метров
-- ничего подозрительного, кусты да деревья. А как продерешься
сквозь заросли, тут и ахнешь: бараки, склады, траншеи, вышки...
По нашему скалистому берегу еще при царе проведена-проложена
была единственная железная дорога, связывающая Москву с Дальним
Востоком. Десятиметровая по ширине полоска-ниточка вдоль скал...
И когда в сороковых запахло войной с Японией, затащили на вершины
прибрежных гор и скал пушки, чтобы, не дай Бог, какой-нибудь один
японский самолетик не прорвался -- многого и не надо, одна
нешибко большая бомбочка могла сорвать скалу и похоронить дорогу,
и тогда Москва сама по себе, а все, что за Байкалом, -- бери не
хочу!
Берег наш ни для какой дороги не пригоден. Горы да скалы. Ни
метра береговой полосы. Но другого не было. Чтоб дорогу
построить, скалы взрывали, а горы дырявили тоннелями. Полста штук
надырявили. В среднем через каждые два километра -- тоннель.
Только у нас не говорили -- тоннель. Говорили -- тунель, и было
это слово женского рода: за первой тунелью, за второй тунелью...
И путь железнодорожный тоже женского рода: по четной пути, по
нечетной пути... Та, что от Москвы, нечетная, а что к Москве --
четная. И рельс у нас тоже был женского рода. Говорили мы не
рельс, а рельса и: бить в рельсу, идти по рельсе. Учителя в школе
поправляли нас, и мы охотно поправлялись, но промеж собой
говорили, как привыкли.
Еще много чего у нас или называлось не так, или понималось
по-другому. Поселок-станция наш, как уже говорил, располагался в
ущелье, но такого слова мы не знали. Точнее, знали, конечно, но
что ущелья на всяких там кавказах бывают, а у нас -- падь.
Значит, жили мы в падu -- ударение на последний слог. У каждой