"Леонид Бородин. Ловушка для Адама (повесть, Роман-газета 6 1996) " - читать интересную книгу автора

что-либо совершить, представь себе, что так же поступили все, и сразу
увидишь, хорошо твое намерение или дурно. К примеру, я собираюсь бросить
окурок мимо урны и тут же представляю, как все человечество закидывает
окурками место общественного пользования, представив такое, смущаюсь и
отказываюсь от нехорошего действия.
Для меня совершенно очевидна шизоидность формулы, потому что, если и
существует какая-то ценность личности, так она только в том и может
заключаться, чтобы поступать так, как всему остальному человечеству и в
голову не взбредет, а иначе - муравейник. Вот там закон торжествует во всей
прелести. Муравейник - это и есть идеальное правовое общество, и не зря же
всегда ловишь себя на желании взять палку, поворошить хорошенько,
полюбоваться паникой и прошептать злорадостно: "Ишь, забегали!"
С Петром Лукиным я познакомился давно, еще будучи аспирантом, месяца за
три до того, как меня вышибли, и мама тогда была еще жива. Он ей тоже
понравился. Я же был просто влюблен в него, черта, и по сей день не
разочаровался, хотя случается - грыземся, как два раздраженных пса,
скалимся, косимся, вздыбливаемся холками, но потом все равно плечом к плечу
за добычей...
Он не выше меня и не шире в плечах, но если я - типичная славянская
морда, то он южанин, и этим все сказано. Я ему интересен, как носитель
генофонда, он мне - всем тем, чем я обделен, хваткой, например, она у него
не то чтобы мертвая, просто она всегда по существу, воздух не хапает, по
крайней мере, и если кулак разжимает, там непременно что-нибудь есть нужное
или полезное. Он щедр, терпим и вынослив. И он не циник! Его слабость -
женщины, тут он частенько прокалывается, а я тогда торжествую.
Самые прочные и долговечные знакомства происходят случайно.
Подрабатывал на разгрузке на сортировочной станции. На перекуре оказался
вместе с бригадой составителей поездов. На него обратил внимание, потому что
держался независимо и интеллигентно, - мало говорил, не похабничал, что и
для интеллигента редкость, и самое главное, конечно, заметил меня, точнее,
отметил меня своим пролетарским вниманием и первым пошел на разговор. Не
было обычного прощупывания, заговорили сразу о чем-то простом и
существенном, захотелось встретиться еще, и встретились раз, другой, а
потом, когда меня вышибли из аспирантуры, закрутились наши с ним дела, и
повязались так, что и захочешь - не оторвешься...
Мы ровесники, но я старше его, потому что он воспринимает наши игры с
жизнью серьезно, я же участвую в них исключительно корыстно, а корысть, как
известно, это непропорциональный сплав жадности и трусости, оба эти чувства
я переживаю в полноте, то есть в постоянной готовности к раскаянию и
покаянию, и при этом еще умудряюсь придерживать в резерве пару извилин для
рефлексии по поводу всего происходящего.
Петр любит блюз - саксофонные сопли, - и утверждает, что во всей
мировой музыке это единственный монолог личности, наплевавшей на каноны
коллектива и напрямую говорящей с Богом. Еще он увлекается шахматами, хотя
считает их национальной еврейской игрой, стимулирующей адаптационные
способности, когда выживание зависит от качества интриги и уменья
просчитывать ходы. Он вообще большой любитель формулировок, кратких
определений и всякого рода резюме, и это не удивительно, если учесть, что у
него за плечами четыре курса логики и психологии, два курса матмеха, а еще
ранее - какое-то геодезическое ПТУ и тьма мелких технических профессий.