"Леонид Бородин. Ловушка для Адама (повесть, Роман-газета 6 1996) " - читать интересную книгу автора

человека, иногда без всякого особого замысла обращается к нему словом или
мыслью и, разумеется, не получив ответа, остается спокойным, а то и обретает
покой и без волнения через минуту забьшает и о мысли, и о слове, опускает
взор на землю суетную и ныряет душой в суету как в единственную среду
обитания.
А у меня же все не так! Всякое вспоминание матери, ушедшей в
бесконечность, заставляло отчего-то оглядываться по сторонам, и это нелепое
оглядывание порой раздражало и сердило, но ничего не мог с собой поделать и
не вспоминать не мог, это же нормально - сыну вспоминать о матери. Так вот и
было: вспоминал и оглядывался.
И был сон и Ее до разрыва души печальное лицо, говорящее со мной языком
печали. Потом пробуждение и понимание всего ею сказанного... И ужас...
Оказывается, бедная моя мама за грехи свои потусветным судом была
отправлена прямехонько в ад. Только ад этот - вовсе не котлы с кипящей
смолой и не чертовы сковородки, дыбы и прочая инквизиторская дребедень.
Приговорили мою маму пребывать ежемгновенно как бы за моей спиной, видеть не
только все мои поступки, но и мысли, видеть мои мысли и поступки и
одновременно все последствия их и страдать, и стыдиться, и корчиться в муках
от бессилия и невозможности помочь, прудупредить. И ни одного мгновения в
отдых. Даже сны мои обязана была просматривать. И, как я понял, все это
навечно. То есть, сколько бы ни продлилась моя жизнь, завтра ли сдохну или
через полста лет, судьба моя как бы закольцована для мамы, обречена она
вновь и вновь рожать меня, переживать мою жизнь, хоронить, и всякий раз все
сначала без права на привыкание, когда на каждом очередном стыке кольца все
пережитое изымается из чувств и памяти и начинается заново от рождения до
смерти.
Когда я по-настоящему понял смысл приговора, вот тогда-то и охватил мою
душу ужас, тогда-то и затрепетал, заметался в отчаянии и сострадании.
Воистину же изуверское наказание! За что же ей такое? Ведь не хуже других
была, и жизнь прожила без особых радостей... А с другой стороны, ведь
неизвестно, что случается с худшими и что может случиться со мной.
Паника охватила. И первая мысль была: да ну ее, эту жизнь! Но
спохватился. Для мамы ничего не изменится. Сузится диаметр кольца - и
только. Галопом пробежался по тому отрезку своей жизни, что прошла без мамы,
припомнились всякие мелкие гадости, что сотворял походя, мысли мерзкие, что
приходят в голову, казалось бы, сами по себе, без заявки на них, и... ах!
бедная, бедная! Она бы умерла от стыда за меня, если б не умерла по болезни.
Тогда впервые понял, что это значит - жалеть человека. Это такая,
оказывается, маета, что нигде и ни в чем спасения нет. Что-то там, в груди,
где сердце, будто мягким обручем сжимается, и боль, настоящая физическая
боль - и это поразительно, ведь ну что такое сердце? Биологическая насосная
станция, грубая материя. Но каким-то образом сопрягается она с чувствами, не
имеющими функционального жизненного смысла. Жалость! Она скорее уж помеха
нормальному жизнеобеспечению, то есть никакого реального смысла и значения
нет в этом чувстве... Любовь - куда ни шло, фокусы инстинкта продолжения
рода. Но жалость... или стыд, к примеру, раскаяние, - они, эти
нематериализующиеся чувства тоже ощущаются физически, и опять все там же, в
границах нехитрой насосной станции.
Всезнайка-лекарь скажет снисходительно, дескать, сужение, там, или
расширение сосудов, отсюда и реальность ощущений. Но причина сужений или